Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Шрифт:
Георга V считали очень похожим на его кузена Николая II. Теперь я мог в этом лично убедиться. Пожалуй, в осанке и в выражении лица английского короля было больше уверенности, чем в облике последнего русского царя. Одет он был в военную форму и явно старался придать себе бравый вид. В двух шагах от короля маячила фигура Саймона. Министр иностранных дел незаметно кивнул мне в знак приветствия.
Я подошел к королю, стоявшему в глубине зала, и, пожав протянутую мне руку, вручил два запечатанных пакета — мои собственные верительные грамоты и отзывные грамоты моего предшественника. Король, не глядя на пакеты, машинальным жестом передал
— Часто говорят, — с улыбкой заметил я, — что английский климат плох. Я этого не нахожу. Мне нравится английский климат. Я не возражаю даже против ваших туманов. Право же, Лондон без туманов потерял бы половину своего шарма.
В том же ни к чему не обязывающем стиле разговор продолжался еще минуты две. Под конец король выразил надежду, что отношения между Англией и СССР будут развиваться благоприятно. Я выразил такую же надежду. На протяжении всей аудиенции это были единственные слова, которые имели какое-то отношение к политике.
Затем вновь плавно открылась дверь из Зала поклонов, и через нее ввели мою «свиту». Я представил Кагана и Голубцова королю, который обменялся с ними рукопожатиями, спросил, говорят ли они по-английски, и, получив ответы, слегка поклонился, давая понять, что аудиенция окончена. Мы тоже поклонились и вышли. Нас провели к широкому крыльцу с тюдоровскими часовыми. Когда я садился в карету, к крыльцу подъехал совершенно такой же кортеж, как мой собственный, из него вышел фон Хеш со своею свитой. Немцев было значительно больше, чем нас. Полчаса спустя я уже был у подъезда посольства.
Итак, я начал свое официальное существование как посол. На следующее утро, 9 ноября, в придворной хронике «Таймс» под датой 8 ноября было напечатано: «Сегодня утром король дал аудиенцию Его Превосходительству г. Ивану Майскому…» и т.д. Это сообщение также имело значение с точки зрения оформления моего положения.
Теперь оставалась еще одна церемония, без которой посол еще не был вполне посол, — визит жены посла в сопровождении супруга к королеве Мэри. Учитывая опыт моего предшественника Г.Я.Сокольникова, когда английская королева в течение более месяца «забывала» принять его жену, я опасался каких-либо осложнений. Однако на этот раз все обошлось гладко. В день вручения верительных грамот Монк уведомил меня, что королева примет нас на следующий день. Утром в назначенный час мы с женой были в Букингемском дворце. Ехали мы туда уже не в придворной карете, а в своем автомобиле. Никакой «свиты» с нами не было.
Женщины гораздо эмоциональнее мужчин. Поэтому королева Мэри, вынужденная «принимать» советского посла и его жену, не сумела, подобно королю Георгу, скрыть свои чувства. Король по крайней мере внешне был корректно любезен. Королева даже внешне была холодно враждебна. Она встретила нас, стоя в своем будуаре, и даже не пригласила сесть. Во время разговора она смотрела на стену поверх
От этого визита к королеве у меня осталось одно забавное воспоминание. Отправляясь на аудиенцию, моя жена надела свежие, только что купленные белые перчатки. Когда нас вели по коридорам дворца, она где-то провела рукой по перилам лестницы, и — о, ужас! — белые перчатки превратились в черные: так много было копоти и пыли в Букингемском дворце. Удивляться этому не приходилось. Воздух Лондона столь густо насыщен дымом, что, как ни чисти, вещи и люди здесь никогда не могут совсем избавиться от копоти.
10 ноября в лондонских газетах можно было найти такое сообщение: «Вчера королева приняла в Букингемском дворце мадам Мунир-Бей (жену турецкого посла), советского посла и мадам Майскую, германского посла (Леопольда фон Хеша), мадам Маскаренас (жену мексиканского посланника) и уругвайского посланника (сеньора Дон Педро Козио)».
Показывая эту заметку жене, я со смехом сказал:
— Ну, мы наконец уселись на свои стулья. Теперь надо приниматься за дела.
Историческая обстановка
Одиннадцать лет (1932–1943), проведенных мной на посту посла СССР в Англии, были отмечены большими событиями и глубокими потрясениями в мировой истории. В течение первых семи лет шел распад версальской системы, созданной лидерами Антанты на Парижской конференции 1919–1920 гг. и подкрепленной на Вашингтонской конференции 1921–1922 гг. А затем началась вторая мировая война…
Да, эти одиннадцать лет были густо насыщены событиями первостепенного значения. Они походили не на тихое озеро, а на взволнованное море. В течение этих лет человечество пережило много тяжелого, но и много прекрасного, и сейчас в свете исторической перспективы особенно ясно видно, что прекрасного было больше, чем тяжелого.
Я только что упомянул о распаде версальской системы. С проявлениями этого распада я столкнулся с первых же шагов моей деятельности в Англии.
В самом деле, в чем была суть версальской системы? Она, по мысли ее творцов, должна была прочно гарантировать три вещи:
1) безусловное господство в Европе победившей англо-франко-американской коалиции (верхушка американского империализма уже тогда мечтала о мировом господстве, но еще не решалась открыто ставить этот вопрос);
2) безусловное подчинение побежденной Германии одержавшей победу англо-франко-американской коалиции;
3) положение парии для революционной России впредь до того момента, когда наша страна, как твердо верили лидеры коалиции, рухнув под военными и экономическими ударами Антанты, вынуждена будет вернуться в капиталистическое лоно.
Для достижения указанных целей в Европе была создана сложная система политических, экономических и военных отношений, сущность которых сводилась к построению двух обширных «санитарных кордонов», отчасти совмещавшихся: одного — против Германии, другого — против Советской России. При этом кордон против Советской России рассматривался как более важный, ибо капиталистические лидеры Англии, Франции и США считали, что Октябрьская революция представляет для них гораздо большую опасность, чем возрождение германского империализма.