Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Шрифт:
И вот теперь предстояло осуществить согласованный с M.M.Литвиновым план. Моя «визитная кампания» продолжалась около четырех месяцев. Она потребовала много нервов, много выдержки, но зато полностью оправдала мои расчеты. Конечно, я не смог превратить советофобских Савлов и советофильских Павлов, да я и не задавался столь утопической задачей. Но зато мне удалось установить личное знакомство с рядом видных представителей господствующего класса, заинтересовать их Советским Союзом и обеспечить себе возможность в дальнейшем поддерживать с ними постоянный контакт. Это было равносильно тому, как если бы в стене сплошной враждебности, окружавшей посольство, я пробил амбразуры. Сейчас я с полным убеждением могу сказать, что именно эта «визитная кампания» помогла
Рамсей Макдональд
Мой первый официальный визит после вручения верительных грамот был к премьер-министру Рамсею Макдональду.
Сознаюсь, я ехал на свидание с ним не без волнения. Дело было не в том, что мне впервые в жизни предстояло переступить порог знаменитого дома 10, Даунинг-стрит (резиденция премьер-министра) и лицом к лицу встретиться с главой британского правительства, — совсем не в том! Положение было гораздо сложнее и деликатнее.
Рамсей Макдональд был мой старый хороший знакомый далеких эмигрантских лет. В те годы он был лидером независимой рабочей партии, стоявшей на левом крыле английского рабочего движения, и одной из крупнейших фигур II Интернационала, к которому тогда примыкала и РСДРП.
Февральскую революцию в России Макдональд приветствовал с большой радостью и усматривал в ней начало конца первой мировой войны. Когда в мае 1917 г. я покидал Англию, возвращаясь в Россию, Макдональд на прощанье сказал мне:
— Вот если бы Временное правительство прислало вас в Лондон в качестве посла!.. Мы бы с вами поработали над скорейшей ликвидацией войны.
С тех пор прошло 15 лет, всего лишь 15 лет! Но кажется, что протекли века, ибо мир за это время изменился до неузнаваемости. И как раз оба мы и Макдональд и я — могли служить прекрасной иллюстрацией происшедших перемен. Тогда Макдональд был левым английским социалистом — теперь он был премьер-министром консервативного правительства Великобритании. Тогда я был меньшевиком, безвестным эмигрантом из царской России — теперь я был большевиком и полномочным послом СССР. Все это походило на сказку. Через несколько минут мы оба — Макдональд и я — снова встретимся лицом к лицу, однако в иной «эманации», чем 15 лет назад. Какова будет эта встреча? Каков будет наш сегодняшний разговор?
Такие мысли мелькали у меня в голове, пока я ехал от посольства до резиденции премьера.
Высокий дородный лакей провел меня по длинному коридору и открыл дверь в кабинет премьера. Макдональд поднялся с кресла, в котором сидел, и сделал два шага мне навстречу. Мы обменялись рукопожатиями и сели у длинного зеленого стола, за которым обычно происходят заседания английского правительства.
В дальнейшем и этот длинный зеленый стол и вся эта большая комната с камином, с кожаными креслами стали мне хорошо знакомы. Я видел здесь на премьерском кресле Макдональда, Болдуина, Чемберлена, Черчилля. Я не раз здесь разговаривал, спорил, волновался, огорчался, радовался. Я оставил здесь немало своих нервов и крови…
Но в то хмурое, чисто лондонское утро все это было впереди, в лоне того неродившегося будущего, которого еще никто не мог предвидеть. Я взглянул на Макдональда; тот ли этот Макдональд или не тот? Внешне он мало изменился — такой же высокий, прямой и статный, каким я знал его раньше. Только голова совсем побелела да на лице проступили резкие морщины… И еще в полупотухших глазах (а раньше они были такие яркие!) появилось выражение растерянности и беспокойства, какого в них прежде не было.
С Макдональда я перевел взгляд на стол. На календаре стояло: 15 ноября 1932 г. За окном по небу ползли тяжелые серые тучи, слегка моросило. Все вокруг отдавало холодом и скукой, и наша беседа с Макдональдом вначале носила холодно официальный характер. Правда,
Прежде всего я поставил общий вопрос об англо-советских отношениях и указал, что на протяжении предшествовавших 11 лет они не раз подвергались острым потрясениям и притом не по нашей вине. Я напомнил об ультиматуме Керзона (1923 г.), о налете на АРКОС и разрыве отношений (1927 г.) и наконец сейчас, в 1932 г., об одностороннем денонсировании торгового соглашения.
— Не думаете ли вы, господин премьер, — продолжал я, — что пора бы покончить с этой странной политикой? Ведь Советское государство существует уже 15 лет. Все предсказания о его крахе лопнули, как мыльный пузырь. Оно крепнет и усиливается. Оно стало постоянным фактором международной экономики и политики. Это непреложный факт. А ведь англичане славятся своим уменьем считаться с фактами. В данном случае они делают какое-то странное исключение. Не следует ли вернуться к правилу?.. Советская страна стоит целиком на базе «здравого смысла». Она хочет жить с Англией в мире и дружбе. Но вот хочет ли того же британская сторона? Я был бы рад слышать ответ на свой вопрос от вас, премьер-министра Великобритании. Ибо от этого зависит многое: не только благо наших обеих стран, но и благо Европы, больше того — благо всего мира.
Макдональд холодно выслушал меня и затем ответил:
— Могу заверить вас, что моему правительству чужды всякие агрессивные намерения в отношении СССР. Мы тоже хотим: жить с вами в мире и дружбе. Мы тоже хотим разрешать все спорные вопросы под углом зрения «здравого смысла». Мы стремимся укрепить и развить мирные настроения, вообще улучшить атмосферу между нашими странами. Но у нас, в Англии, есть «твердолобые», которые держатся иных взглядов. Прошу вас делать различие между правительством и «твердолобыми» и не придавать излишнего значения «твердолобым».
Я заметил, что, к сожалению, наш опыт не подтверждает оптимизма премьера. Очевидно, «твердолобые» в Англии очень сильны, если в 1923 г. они смогли бросить нам ультиматум Керзона, а в 1927 г. довести дело до разрыва отношений. Как же с ними не считаться?
Макдональд стал доказывать, что я не прав. Из слов премьера вытекало, будто бы все сменявшиеся до сих пор британские правительства стояли в отношении СССР на базе «здравого смысла»,
— Было только одно исключение, — продолжал Макдональд, — это история с налетом на АРКОС. Однако могу вам сказать, что даже и тут правительство Болдуина действовало не совсем наобум. Оно получило точные сведения о том, что в АРКОСе хранятся компрометирующие документы. И, если бы налет не был произведен так нелепо, эти материалы, несомненно, оказались бы в наших руках.
Я рассмеялся и воскликнул:
— Какая чепуха! Неужели вы можете в это верить?.. Джикс тогда провалился и выдумал всю эту историю в свое оправдание, а вы принимаете ее всерьез. Я сам был в Лондоне в момент налета на АРКОС, работал здесь тогда в качестве советника посольства и могу вас самым категорическим образом заверить, что никаких компрометирующих документов в АРКОСе не было.
Макдональд недоверчиво покачал головой, но затем, махнув рукой, прибавил:
— Ну, не стоит об этом говорить… Дело прошлое!..
Затем Макдональд вновь заговорил о том, что британское правительство хотело бы наладить и укрепить англо-советские отношения.
Я ответил, что не вижу пока никаких конкретных проявлений этого намерения.
— Вы глубоко ошибаетесь! — с аффектацией воскликнул Макдональд.— Заявляю вам самым торжественным образом, что при денонсировании торгового соглашения у нас не было никаких политических мотивов. Нами руководили исключительно экономические соображения. Британская империя переживает сейчас момент великой перестройки: мы ввели тарифы и пытаемся создать имперское единство. Это заставляет нас пересматривать наши экономические отношения со всеми странами, не только с вами.