Воспоминания советского посла. Книга 1
Шрифт:
Высокий, плечистый, с темными волосами и карими глазами Петр Владимирович был воплощением физической силы и здоровья. Его нельзя было назвать красивым, но в лице у него было много благородства и интеллигентности. Карпович жил холостяком, ютился в каком-то дешевеньком пансионе и добывал себе средства к жизни работой массажиста. Когда я встретился с Петром Владимировичем, ему было под 40 [66] , и его прежние террористические увлечения к этому времени сильно выветрились и потускнели. Он не порвал официально с эсерами, имел много знакомых в эсеровских кругах, однако к партии социалистов-революционеров Карпович относился
66
П. В. Карпович родился в 1875 г.
Как человек Петр Владимирович был очень симпатичен: прямой, честный, скромный, трудолюбивый, с приятным налетом добродушного украинского юмора. Он хорошо пел и обладал несомненным сценическим талантом. Помню, в январе 1917 г., почти в самый канун Февральской революции, Герценовский кружок поставил популярную в то время комедию-фарс «Иванов Павел», изображавшую гимназические злоключения великовозрастного балбеса. Карпович исполнял роль Иванова Павла, и притом с таким блеском, что все зрители помирали со смеху.
Карпович мне нравился, и мы часто, встречались с ним то в Герценовском кружке, то дома или у общих знакомых. Иногда мы совершали совместно прогулки за город или к берегу моря. Мы все ближе сходились друг с другом, и втайне я лелеял надежду, что своим влиянием я облегчу Карповичу переход на рельсы марксизма. Весьма вероятно, что так оно в конце концов и вышло бы, если бы не роковая случайность.
Когда в России пал царизм, одно страстное желание охватило всех эмигрантов: домой! Домой, на родину!.. Но как это сделать? Англия в то время была блокирована германскими подводными лодками, морские сообщения между ней и другими странами были ограничены и опасны. Однако эмигранты не хотели сдаваться. Они упорно искали путей для возвращения в Россию, искали и находили, к сожалению, не всегда удачно… Карпович вытащил в этой жестокой лотерее несчастливый номер и проиграл…
Я хорошо помню мою последнюю встречу с Петром Владимировичем. Была середина апреля 1917 г., и солнце уже начало пригревать по-весеннему. Туманы исчезли. Над Лондоном все чаще стало появляться солнце. Однажды днем я нос к носу столкнулся с Карповичем на перекрестке Оксфорд-стрит и Тоттенхэм Коурт Роод. Он радостно сообщил мне, что на следующий день уезжает в Россию.
Я стал расспрашивать его о подробностях предстоящего путешествия. Оказалось, Карповичу через одного из своих английских пациентов удалось договориться с капитаном небольшого грузового судна «Зара», шедшего из Лондона в Норвегию: капитан соглашался взять Карповича и Янсона-Брауна на борт в качестве случайных пассажиров и доставить их в Берген. Судно, о котором шла речь, отправлялось на свой страх и риск, без всякой охраны, правда, оно было вооружено одной небольшой пушкой.
Рассказ Карповича вызвал у меня большие сомнения. Я стал отговаривать его от поездки, указывая, что в самое ближайшее время ожидается другая, более верная возможность возвращения на родину (подробнее об этом я расскажу ниже), однако Карпович ничего не хотел слушать. Горячий патриот своей страны, он рвался в Россию со всей страстью и силой своей недюжинной натуры. Он считал почти преступлением оставаться на чужбине хотя бы лишнюю минуту после того, как дома произошла революция. В ответ на все мои убеждения Карпович упорно повторял:
— Не могу я сидеть сложа
Мы крепко расцеловались на прощанье. На другой день Петр Владимирович и Янсон-Браун действительно отплыли из Лондона. А неделю спустя из Бергена пришла телеграмма: судно, на котором они находились, было торпедировано немецкой подводной лодкой и пошло ко дну. В числе погибших были Карпович и Янсон-Браун.
Рассказ Ленсбери
Как-то в начале 1914 г. я зашел в ресторан Коммунистического клуба. За одним из столов сидел старик А. И. Зунделевич и усердно угощал какого-то англичанина. Оба они над чем-то добродушно смеялись. Увидав меня, Зунделевич поднялся и представил меня своему собеседнику. Это был Джордж Ленсбери. Я присел к их столику, и в течение четверти часа мы вели непринужденную, ни к чему не обязывающую беседу на разные текущие темы. Потом Ленсбери попрощался и ушел. Когда мы остались с Зунделевичем вдвоем, старый народоволец заметил:
— Очень интересная фигура, при том чисто английская.
И затем рассказал мне о Ленсбери так много любопытного, что я решил ближе с ним познакомиться. В последующие месяцы я осуществил свое намерение и не имел оснований раскаиваться: для понимания духа английского рабочего движения, которое я тогда изучал, встречи и беседы с Ленсбери дали мне очень много.
В то время Ленсбери было лет за пятьдесят, но выглядел он очень моложаво. Высокий, плечистый, с открытым лицом, с ясными светлыми глазами, он производил впечатление добродушного медведя, загримированного под английского проповедника. И это не было случайностью.
Ленсбери происходил из среднебуржуазных кругов. В молодости он был радикалом. В начале 90-х годов стал социалистом, позднее вступил в ряды Независимой рабочей партии и вместе с ней в 1900 г. вошел в состав возникшей тогда лейбористской партии. В годы борьбы за женское избирательное право Ленсбери был ярым «суфражистом». Беднота восточного Лондона послала его депутатом в парламент, где со скамей лейбористской фракции он страстно отстаивал ее интересы. В годы эмиграции я не раз слышал выступления Ленсбери на рабочих собраниях и всегда меня поражала его манера говорить: это были не столько политические речи, сколько морально-социалистические проповеди. Сначала я удивлялся, но потом понял, что иначе и не может быть. Ибо, когда я присмотрелся к Ленсбери несколько ближе, мне стали яснее источники его верований.
Да, именно верований! Ленсбери был необыкновенно ярким представителем эмоционального течения в английском социализме. Он жил не столько головой, сколько сердцем. И сердце Ленсбери, большое, благородное сердце, болело всеми болями лондонской бедноты и готово было сделать для этой бедноты все в силах человеческих возможное, но оно толком не знало (да и может ли сердце знать?), что нужно сделать. Оттого в мировоззрении Ленсбери было чрезвычайно много путаницы, а в практических действиях много странностей и противоречий.
Ленсбери был глубоко религиозен и вдохновлялся моралью раннего христианства. Если бы вы попытались свести его взгляды к самой основе основ, то получилось бы евангельское: «возлюби ближнего, как самого себя». Отсюда Ленсбери выводил свой социализм. Он нападал на буржуазию, но разве Христос не изгнал бичом из храма ростовщиков и менял? Он требовал устранения социального неравенства и ликвидации крупного капитала, но разве Христос не сказал, что легче верблюду пройти в игольное ухо, чем богатому войти в царствие небесное? Эти и подобные образы оказывали сильнейшее влияние на психологию Ленсбери и определяли направление и формы его борьбы.