Воспоминания военного министра УНР генерала Грекова

Греков Александр Петрович

Действительно, через день, если мне не изменяет память, я получил приглашение прибыть в штаб французского командования и 14-го или 15-го января сделал там доклад. Присутствовали генералы д“Ансельм и Бориус, начальник штаба полковник Фрейденберг и еще два или три офицера, которые вели заметки во время моего доклада; г. Энно здесь не присутствовал. Я повторил те же идеи, которые только что излагал у г-на Энно, и просил рассмотреть вопрос о возможности принятия французскими войсками участия в деле организации Украины для борьбы против большевиков, для каковой организации данный момент был чрезвычайно выгоден. Генерал д“Ансельм ответил мне, что он сообщит, куда следует, сведения о моем докладе, а пока предлагает для доказательства лояльности украинцев в отношении французских войск отвести все украинские части из района Одессы и Раздельной к северу от линии Раздельная-Тирасполь, выполнение какового передвижения и будет рассматриваться, как первое условие возможности дальнейших переговоров. Мне лично он от имени французского командования

выразил признательность за лояльное отношение подчиненных мне частей к французским войскам за все время пребывания моего на Раздельной. В последующем отдельном разговоре полковник Фрейденберг подчеркнул мне, что со стороны французского командования не встречает доверия фигура головы директории Винниченко, как заведомого германофила и ”большевика” (собственное выражение полковника Фрейденберга), и что пока это лицо стоит во главе украинской власти, трудно рассчитывать на возможность каких-либо соглашений и совместных действий. Во всяком случае, мне предложено было возвратиться в Киев, выполнить прежде всего требование командования об отводе войск за Раздельную и затем ожидать результатов распоряжений высших командных инстанций в связи с моим докладом.

15-го января я уехал в Киев. Проезжая через Раздельную, я узнал, что за время моего пребывания в Киеве ген. Матвеев несколько раз тайно ездил в Одессу и возбудил подозрения всего штаба и гарнизона Раздельной в сношениях с добровольцами. Я просил ген. Матвеева дать мнеобъяснение, но такового не получил, и принужден был отстранить его от должности и предложить ему уехать с Раздельной.

В Киеве мой доклад о неизвестности, есть ли у французов ослепители, но об известности того, что они не только не заискивают симпатий к себе директории, но прежде, чем вести какие-либо переговоры с ней, требуют увода украинских войск (которые по мысли штаба Петлюры должны были держать “фронт против Одессы”) за линию Раздельная-Тирасполь, - вызвал бурю негодования. Когда же с глазу на глаз я сказал Винниченко, правда, в весьма мягкой форме, о недоверии к его высокой особе (официально директория называлась “высокая директория”), престиж Франции в глазах голоаы украинской республики окончательно упал, но зато поднялся в глазах Петлюры, аспиранта в главы, нашедшего себе неожиданно союзника для низложения Винниченко. Партии тоже негодовали. Решено было при первой возможности отправить в Одессу действительно полномочную компетентную миссию, чтобы выяснить французам всю опасность для них разногласий с украинской директорией. Во главе миссии должен был стоять фактический председатель сичевой рады д-р Назарук, как самое авторитетное лицо в правящем Киеве. Поездка эта, действительно, в свое время состоялась. Мне неизвестно, как провела миссия свою работу в Одессе, но известно, что вернулась она абсолютно ни с чем и что грозные замыслы ее имели весьма мало успеха, чтобы не сказать более. Во всяком случае, д-р Назарук вынес оттуда убеждение, что французские военные власти “не культурны в высшем европейском смысле”, и превозносил превосходство над ними германских военных кругов.

По возвращении в Киев я с головой ушел в организационную работу министерства и в развертывание кадров корпусов. ввиду непрерывного продвижения большевиков, левобережный корпус (Чернигов, Харьков и Полтава) пришлось перевезти на правый берег и слить с местным корпусом. Лишь на Волыни работа шла полным ходом и дала уже крупные организационные результаты. Командиру корпуса под Черниговом удалось стать с местным представителем власти оскилко в такие отношения, что он ему не мешал работать. Между тем, ща время моего пребывания в Одессе директория постановила созвать так называемый трудовой конгресс, в теории из представителей всего трудового населения, но на практике совершенно не трудового — из ставленников (во всяком случае в решающем большинстве) дружественных директории партий и из представителей Галиции. Члены конгресса с совершенно даже необычайной быстротой. Тайной целью созыва конгресса было проведение через него утверждения во власти “народными представителями” дыректории, так как действительно она в свое время выбрала сама себя, и юридическое положение ее было весьма сомнительно. Явной целью была всенародная организация борьбы с большевиками. Винниченко со своей стороны этим укреплял свое положение в борьбе с Петлюрой и до этой организации оберегал себя со стороны Сичевой рады.

В двадцатых числах января конгресс собрался и, конечно, прежде всего утвердил директорию и голову ее Винниченко, а затем провозгласил соединение Галиции с Украиной (Галиции нужна была помощь против поляков, особенно артиллерией, директории же поддержка Галиции придавала дополнительный авторитет, с которым считалась сичевая рада). Заседания конгресса происходили в здании Киевского оперного театра и велись под бдительной охраной войск Сичевого корпуса, переполнявших все коридоры и залы. Мнения галицких деятелей поддерживались бурными одобрениями караулов, при речах представителей стучали прикладами и мешали говорить.

Все министры должны были дать конгрессу отчет о своей деятельности, хотя деятельность эта началась всего лишь за две недели до сбора конгресса. Пришлось делать доклад и мне, и я, исходя из явной цели конгресса — организации борьбы с большевиками — нашел необходимым вполне ясно и определенно обрисовать собранию действительное положение вещей и грозные перспективы ближайшего

будущего, прося спешно прислать в корпусные кадры лучшие местные элементы. Хотя я и говорил, как всегда, по-русски, что было крайне непопулярно в то время в Киеве, но картина, нарисованная мною, или, вернее, фактическое положение вещей произвело огромное впечатление на собрание, и меня бурно приветствовали рукоплесканиями. Но зато Винниченко и Петлюра, на этот раз солидарные между собой, выразили мне крайнее свое неудовольствие за излишнюю откровенность и заявили, что речь моя “не была речью военного министра”. Очевидно, надо было превознести труды директории для спасения отечества, хотя бы до собрания уже и доносились большевисткие артиллерийские выстрелы (Нежин и Лубок уже были потерняы).

В результате моего доклада военная комиссия конгресса потребовала от дыректории подчинения мне полевого штаба, и с 24 января 1919 г. мне, оставаясь военным министром, пришлось погрузиться и в хаос, именуемый украинским фронтом. Особым распоряжением директории по обеим должностям я был подчинен головному атаману Петлюре. После моей поездки в Одессу и речи в конгресс6 Винниченко окончательно во мне разочаровался, как в орудии для своей борьбы с Петлюрой, и отдал меня ему. Первым моим движением было сформирование полевого штаба в настоящем смысле этого понятия. Для ген. Осецкого пришлось изобрести почетную должность главного инспектора армии, так как он был близок сердцу Петлюры и должен был остаться на высоком посту, а эта должность давала ему возможность разъезжать по всей Украине в столь любимых им салон-вагонах, не делая никакого дела и не мешая работать другим.

К сожалению, однако, начальником штаба я должен был просить назначить мне Мельника, хорошо зная, что в отношении штабной службы он абсолютный младенец, но имея в виду, что придется двинуть на фронт знаменитый Сичевой корпус и что для этого надо, чтобы распоряжения мои были вне подозрений и критики и чтобы корпус исполнял их. Авторитет Мельника в Сичевой раде и среди солдат корпуса был для меня бошой гарантией в этом отношении.

Для фактического же ведения штаба я уговорил вступить в должность помощника Мельника товарища моего по академийной службе на войне ген. Синклера, человека высокой порядочности и очень сведущего и опытного боевого офицера генерального штаба.

Работа по ведению операций, конечно, своей неотложностью отвлекала меня совершенно от организационной работы, так как большевики непрерывно продвигались к Днепру, а войска директории нигде не оказывали твердого сопротивления. Атаман Ангел и Таращанская дивизия, не желая помогать дыректории, разошлысь по домам. Положение было тяжелое.

Пришлось организовать три фронта: 1) восточный (Курское и Полтавское направления), поручив его Коновальцу с подчинением ему бывших войск Болбочана (сам Болбочан в это время был арестован по требованию Сичевой рады, обвинявшей его в измене), так как главную основу войск этого направления составлял Сичевой корпус (войска Болбочана при отходе к Днепру сильно распылились); общий состав войск фронта — 5-60 тысяч; 2) юго-восточный (Кременчугское и Екатеринославское направления), поручив его полк. Кудрявцеву; в состав этого фронта вошла и группа Янева, перемещенная из Одессы в район Бирзулы, общий состав войск фронта был 35-40 тысяч; и 3) северо-западный фронт (Волынь и Львовское направление), поручив его Шаповалу с подчинением ему “армии” Оскилко и галицийской армии Омельяновича-Павленко, которая с момента присоединения Галиции перешла в ведение украинского верховного командования; общий состав войск точно никак нельзя было установить, но его считали около 70-80 тысяч. В районе Жмеринки и Казатина дожны были сосредоточиться все законченные новые формирования, кроме Волынского корпуса, в виде центральной резервной группы. Этих войск пока было около 25 тысяч. Общим начальником их назначен был полк. Чеховский, брат министра. В низовьях Днепра должна была действовать крестьянская боевая организация атамана Григорьева.

Между тем, по всему левобережью большевики все сильнее и сильнее теснили украинские войска, так что пришлось на Полтавское и курское направление выдвинуть уже части Сичевого корпуса, несмотря на все их нежеланмие оставлять Киев. Боеспособность галичан оказалась чрезвычайно невысокой, а руководство фронта ниже всякой критики, так как перешедший из шефов чрезвычайки в начальники штаба Коновальца Чайковский абсолютно ничего не понимал в руководстве боевыми операциями, а единственный офицер генерального штаба в корпусе пор. Отмарштейн, бывшей русской службы, конечно, один ничего сделать не мог. По моей личной просьбе в помощь начальнику штаба Чайковскому согласился вступить в штаб близко известный мне на войне полк. Матвеенко, чрезвычайно дельный офицер генерального штаба, но он дольше недели не мог выдержать всего происходившего там сумбура и ушел.

Большевики тем временем были уже в нескольких переходах от Киева — и со стороны Полтавы, и со стороны курска. Приходилось начать эвакуацию столицы, каковая поручена была подполковнику Жуковскому, бывшему военному министру при центральной раде, и была выполнена им крайне добросовестно. В конце января 1919 года директория и правительство перехали в Винницу, Петлюра был в Жмеринке, а 2-го февраля и Сичевой корпус очистил Киев и перешел штабом в Казатин, фронтом на линию Фастов — Белая Церковь —Черкасы. Удержать их на более близкой к Киеву линии оказалось совершенно невозможным. Большевики вошли в Киев через несколько дней безо всякого боя.