Воспоминания воображаемого друга
Шрифт:
Когда я вхожу в комнату, они умолкают и смотрят на меня. Но не смотрят мне в глаза, наверное, потому, что приняли меня за человека.
— Привет, — говорю я.
Ложка от удивления открывает рот, мальчик с головой на пружинке подпрыгивает, и его голова подпрыгивает в точности как у куклы на столе миссис Госк.
Маленькая худенькая девочка сидит спокойно. Она даже не моргнула.
— Я думал, ты настоящий, — говорит Ложка.
Он так удивлен, что запинается. Голос у него мальчишеский, так что я думаю, что он ложка-мальчик.
— Я
— Нет. Я такой же, как вы. Меня зовут Будо.
— Вот это да. Ты так похож на настоящего! — говорит Ложка и таращит на меня глаза.
— Я настоящий. Такой же настоящий, как вы.
Каждый раз, когда я встречаюсь с воображаемыми друзьями, у нас происходит такой разговор. Они всегда удивляются, что я не человек, и всегда говорят, что я очень похож на настоящего. Потом мне приходится напоминать им о том, что они тоже настоящие.
— Конечно, — говорит Ложка. — Но ты выглядишь как настоящий человек.
— Знаю, — отвечаю я.
После небольшой паузы Ложка сообщает:
— Меня зовут Спун. [13]
— А меня Клут, — вступает в разговор мальчик с головой на пружинке. — А она — Саммер.
— Привет, — говорит девочка тоненьким-тоненьким голосом.
Она сказала только одно слово, но я понял, что она печальна. Я еще не встречал таких печальных девочек. Она печальнее даже, чем папа Макса, когда Макс не хочет по-настоящему играть с ним в мяч.
13
Спун (spoon) — ложка (англ.).
Ей грустно, может, как мне оттого, что исчезла Грэм.
— У тебя здесь кто-то есть? — спрашивает Спун.
— О чем ты?
— Твой друг-человек лежит в этой больнице?
— Нет, — говорю я. — Просто в гости зашел. Я прихожу сюда иногда. Тут хорошее место, для того чтобы найти воображаемых друзей.
— Это правда, — говорит Клут и кивает, из-за чего его голова вертится по кругу. — Мы с Эриком в больнице уже неделю, и я за всю жизнь не встретил столько воображаемых друзей, сколько здесь.
— Эрик — это твой друг-человек? — спрашиваю я.
Голова Клута подпрыгивает, что означает «да».
— Сколько ты живешь? — спрашиваю я.
— С летнего лагеря, — отвечает он.
Я считаю месяцы с начала лета:
— Значит, пять?
— Не знаю. Я не умею считать месяцы.
— А ты? — спрашиваю я у Спуна.
— Третий год, — говорит он. — Ясли, детский сад и вот теперь первый класс. Итого три года. Так?
— Да, — говорю я.
Я удивляюсь тому, сколько он продержался. Воображаемые друзья, непохожие на людей, обычно быстро исчезают.
— Три года — это много, — говорю я.
— Знаю, — говорит Спун. — Я не встречал никого старше себя.
— Мне
— Шесть чего? — спрашивает Клут.
— Шесть лет, — отвечаю я. — Макс сейчас в третьем классе. Он мой друг-человек.
— Шесть лет? — переспрашивает Спун.
— Да.
Все замолкают и удивленно таращат на меня глаза.
— Ты оставил Макса?
Это спрашивает Саммер. У нее тоненький голос, но она меня удивляет.
— О чем ты хочешь сказать? — спрашиваю я.
— Ты оставил Макса дома?
— Вообще-то, нет. Макс сейчас не дома. Он уехал.
— О-о! — Саммер молчит немного, а потом спрашивает: — Почему ты не уехал вместе с Максом?
— Я не мог. Я не знаю, где он.
Я собираюсь рассказать о том, что случилось с Максом, но тут Саммер снова начинает говорить. Голос у нее все такой же тихий, но мне почему-то кажется громким.
— Я бы никогда не оставила Грейс, — говорит она.
— Грейс?
— Грейс — мой друг. Я никогда бы ее не оставила. Даже на секунду.
Я снова открываю рот, чтобы рассказать ей, что случилось с Максом, но она меня опережает:
— Грейс умирает.
Я смотрю на Саммер. Я открываю рот, чтобы сказать ей что-нибудь, но мне не хватает слов. Я не знаю, что сказать.
— Грейс умирает, — повторяет Саммер. — У нее лейкемия. Это очень плохо. Это хуже, чем заболеть самым тяжелым гриппом. А теперь она умирает. Доктор сказал маме Грейс, что она умирает.
Я все еще не знаю, что сказать. Я пытаюсь придумать какие-нибудь слова, от которых Саммер стало бы легче. Или мне стало бы легче. Но Саммер снова меня опережает:
— Так что ты не оставляй Макса надолго, потому что он тоже может умереть. Не теряй возможности побыть с ним, пока он жив.
Я вдруг понимаю, что голос у Саммер не всегда был таким тихим и печальным. Он тихий и печальный, потому что Грейс умирает, но были времена, когда Саммер улыбалась и была счастливой. Теперь я вижу, какой была Саммер раньше, как если бы увидел ее тень.
— Я серьезно, — говорит она. — Наши друзья не живут вечно. Они умирают.
— Знаю, — говорю я.
Но я не говорю ей, что все, о чем я сейчас могу думать, — это то, что Макс может умереть.
Вместо этого я рассказываю о нем Саммер, Спуну и Клуту. О том, что он очень любит «Лего» и миссис Госк. О том, как он зависает. Как не любит ходить в школьный туалет. О его родителях. О стычке с Томми Свинденом. А потом я рассказываю им о миссис Паттерсон и о том, что она сделала с Максом. Как его обманула. Как она обманула всех, кроме меня.
Но она и меня обманула, потому что иначе я сейчас был бы с Максом.
По тому, как они меня слушают, я могу сказать, что Спун лучше всех понимает, о чем я говорю. Зато Саммер лучше понимает, что я чувствую. Мне кажется, она испугалась за Макса, почти как я. Клут тоже слушает, но он похож на Паппи. Вряд ли он вообще что-то понимает, он просто старается не пропускать слова.