Воспоминания "Встречи на грешной земле"
Шрифт:
Однако шесть лет после того, как его знаменитая пьеса «Носороги» с грандиозным успехом обошла театры мира, она, наконец, была опубликована и у нас (в журнале «Иностранная литература», № 9, 1965 год). Ее захотели поставить многие режиссеры, но разрешения не получили. Антифашистская, антитоталитарная пьеса оказалась под запретом.
Однако, поскольку пьеса все же была напечатана, то от Ионеско ждали ответной любезности. А он не оправдал ожиданий. Отказался подписать что-то наше «прогрессивное», за что его, как водится, критикнули. Ну, а когда он посмел осудить наше вторжение в 1968 году в Чехословакию,
Но вместо «спасибо», он почему-то даже обиделся. А вот это оказалось совсем невпопад к очередному повороту нашего курса. Тем более, что Ионеско — академик, то есть «бессмертный», знаменитый драматург и уважаемая личность, к голосу которого многие прислушиваются. Впрочем, у нас не привыкли загадывать на шаг вперед.
Теперь немного отвлечемся. За некоторое время до упомянутого вторжения в Чехословакию в Союз писателей пришло приглашение из Франции на имя Розова и мое от председателя общества французских драматургов Армана Салакру (за точность его статуса не поручусь, подзабыл, как это у них там тогда называлось). Но наша родная Инкомиссия Союза писателей положила это приглашение под сукно, а вместо нас решила направить кого-то из своих функционеров. Однако номер не прошел. Как раз случились чехословацкие события, и никто с нашими официальными лицами видеться не захотел. И кого только Инкомиссия вместо меня с Розовым не совала, французы отказывались принимать. Это тянулось до тех пор, пока кто-то в Инкомиссии вдруг не вспомнил, что
звали-то все-таки нас. Запросили французов, и те ответили: а в отношении Алешина и Розова приглашение остается в силе.
И мы поехали.
Но вот нас пригласили в советское посольство и попросили встретиться с Ионеско. Зачем? А затем, что при очередном повороте курса (уже шел 1969 год) возникла необходимость попытаться наладить отношения с прогрессивными деятелями. К этому моменту уже не упоминали, что Ионеско реакционер, а поскольку Ионеско драматург, и мы — драматурги, то, может, нам удастся найти с ним общий язык.
Искать с ним общий политический язык мы напрочь отказались. А встретиться охотно согласились, так как он действительно был одним из самых интересных современных драматургов, пишущий абсурдистские пьесы. Пьесу «Стулья» я, кстати, за рубежом видел, и она мне очень понравилась. Что до «Носорогов» — это вообще шедевр. Так что, если нам помогут со встречей, то с удовольствием.
И вот в договоренное время мы к нему поехали. Мы — это Розов, я, наша переводчица из Инкомиссии и приставленная к нам французская переводчица, мадемуазель Шанталь — высокое, худое, сравнительно молодое, не шибко женственное, деловитое создание. Весьма умелое за рулем автомобиля.
Ионеско оказался мужчиной с очень измученным, чтобы не сказать помятым, лицом и явно выглядел старше своих тогдашних 57 лет. Он был любезен, быстр в движениях, даже суетлив. Усадил нас вокруг низенького столика, на котором моментально появились бокалы и бутылки вина. Налил. Я выпивоха плохой, Розов тоже непьющий, но в отличие от меня все же может сделать вид, что составляет компанию. Наша переводчица лишь пригубила для приличия, а француженка — за рулем — оставила бокал нетронутым. Что до Ионеско, то было видно, — он выпить не дурак. Сразу налил
Но головы не терял. И сперва устроил нам нечто вроде перекрестного допроса. Цель: определить, действительно ли мы драматурги, а не подосланные посольством
работники известной службы. Так что разговор он повел сугубо профессиональный. (Приходится признать, что наши фамилии ему ничего не сказали.) Речь пошла о наших прогнозах на развитие возможностей театра, об абсурдистском и традиционном направлении в драматургии, о реакции зрителей и учете их восприятия. И — ни слова о политике.
Мадемуазель Шанталь сразу же как переводчица скисла. В ее словарном багаже не было соответствующих понятий. Да и вообще она не вполне понимала, о чем идет речь — безразлично, по-французски или по-русски. К счастью, тут нас выручила наша переводчица, которая оказалась на высоте. Все же, кроме службы в Инкомиссии, она еще занималась переводом художественной литературы.
Убедившись, что мы на самом деле драматурги, Ионеско сразу повеселел, оживился, и разговор уже пошел по другому руслу. Он искренне недоумевал, почему у нас обиделись на него, когда он не подписал наше воззвание.
Но ведь я не подписал и противоположного! И вообще, почему я должен подписывать что-то, написанное не мной? И еще объяснять, почему я не подписываю! И почему я обязан иметь то же мнение, что у вас? Я вообще могу менять свое мнение, когда хочу, на то, которое мне сегодня кажется приемлемым. Сегодня одно, завтра другое. Я ведь не член вашего Союза. Я сам по себе!
Выяснилось, что он обижен, но не на ругню в газетах по его адресу, а на то, что ни одна из его пьес так и не была поставлена.
— Ну, хорошо! Допустим, что некоторые пьесы слишком для вас необычны. Но уж «Носороги»-то?! Опубликовали, обещали и не поставили!
Все верно. Есть основания обидеться. Нормальная реакция драматурга, который пишет пьесы для того, чтобы их ставили, а не морочили голову. Он ждет спектакля, а ему вместо этого — подпишите воззвание. Тьфу... Если не понимаешь, с кем имеешь дело, то не удивляйся, что настраиваешь человека против себя.
«Носороги», конечно, следовало поставить. Я уверен, спектакль имел бы оглушительный успех. Но вот поди,
объясни ему, что именно потому и не разрешили постановку. А, кстати, напрасно боялись. Кроме театрального успеха, больше ничего не случилось бы. Ведь идут же сейчас и «Стулья», и «Король умирает», но никаких землетрясений, даже в зрительном зале, не происходит. Правда, вроде бы, времена не те. Однако «Носорогов» на нашей сцене что-то до сих пор не видно. Так что, времена хоть и не те, но...
Мы выразили Ионеско полное понимание, причем от души. Мы с ним повозмущались («Всюду мои пьесы идут, кроме вашей страны!»), а потому разговор далее пошел сердечнее, тем более, что он себе все подливал и подливал.
Он искренне заинтересовался, а как идут дела у нас с нашими пьесами. И узнав, какие нам приходится преодолевать препоны, в свою очередь посочувствовал и, естественно, выпил за наше здоровье. Но тут наша переводчица напомнила, что мы приглашены смотреть «Сирано де Бержерак» в «Комеди Франсез», а значит, пора закругляться.