Воспоминания "Встречи на грешной земле"
Шрифт:
А дело было так. Я сидел в ложе Камерного театра и увидел, что в партере находится Литвинов, чья личность уже давно меня занимала. Я знал, что в Лиге Наций только двух представителей слушают при полном зале: Литвинова и Сальвадора ди Мадарьягу. Их выступления всегда были остроумны и логичны. Всю прочую болтовню дошлые журналисты обычно пропускали мимо ушей, а если и слушали, то лишь по долгу службы. (Кстати, потом Мадарьяга написал роман «Священный жираф», где действие происходит в XXI веке и у власти — черные женщины. Роман имел сенсационный успех, и, возможно, есть смысл перечитать его сегодня. Но это так, в скобках.)
Вернемся
Вторая встреча состоялась спустя много лет, после войны, когда Литвинова уже отрешили от дел.
Я стоял у дома, что на площади Моссовета, и рассматривал выставленные в окне информационные фото.
А передо мной — плотный мужчина в черном плаще и шляпе. Неожиданно к нам подошел милиционер и строго сказал: «Освободите площадь».
То есть? — несколько ошалело вопросил я.
— Пройдите, граждане! — уже грозно приказал мильтон.
Но почему? — продолжал я упорствовать.
И в это время увидал, что снизу по улице к площади поднимается колонна людей, а цепочка военных разворачивается перед зданием Моссовета. Оказалось, что готовится митинг, на котором с балкона Моссовета выступит тогдашнее московское начальство. И мы, как случайные люди, можем представлять для него опасность.
Милиционер стал закипать, и тут я взглянул на мужчину в черном пальто. Это был Литвинов! В отличие от меня, он не сказал милиционеру ни слова, а улыбнулся и спокойно пошел по улице к площади Пушкина. Разумеется, я тут же устремился за ним. Черт побери! — подумал я, значит, от Литвинова и меня милиция оберегает какого-то номенклатурщика?! Ну, я-то — ладно! Но...
А Литвинов шел по улице, и некоторые прохожие его узнавали, это было видно по их улыбкам. Потом он свернул в цветочный магазин, а я пошел дальше.
И опять — что могла дать эта встреча? Лишь то, что он вел себя как нормальный человек. Мало? Как сказать.
А теперь о том, чем завершилась история с двумя девушками, сопровождавшими Литвинова в Копенгаген.
Итак, у меня были только их имена и приблизительное представление о возрасте. С этими данными я и пошел на нелепый с точки зрения здравого смысла шаг.
Около дома, где я живу, стояла будка чистильщика сапог, а неподалеку — справочный киоск. Так вот, я подошел к киоску, взял два бланка и написал, что знал.
— И что вы хотите? — спросила меня справочная девица.
Адреса.
Тогда заполните все как полагается. Год и место рождения. Ну и так далее...
— А мне больше ничего не известно.
Тогда и адресов не будет. — И она протянула мне бланки обратно.
И знаете, что я сделал? Рассказал ей, зачем это мне нужно. О Литвинове. Об обмене тридцати пяти на десять тысяч. О том, что никто тогда не хотел иметь с нами никаких дел. О том, что, кроме этих двух девушек,
Я сел к чистильщику, и он принялся за дело. А пока он орудовал щетками, я не отрывал глаз от справочного киоска. Я видел, как девица там у себя трясла головой, очевидно, кого-то убеждая. Как она набирала номер за номером. И когда чистильщик, взмахнув бархоткой, начал наводить на мои полуботинки глянец, девушка, высунувшись из окошка, махнула рукой.
Не дав чистильщику закончить, я бросил деньги и устремился к справочной.
И — о, чудо! — сияющая девица протянула мне бланки. На них были не только адреса, но и телефоны! Ох, если бы окошко было пошире, я бы залез в него и расцеловал справочную в обе щеки. Если бы она позволила, разумеется. Вместо этого я купил рядом у метро цветы и сунул ей в окошко.
А затем помчался звонить девушкам Литвинова. То есть, прошу прощения, — если они живы, то уже, конечно, старушкам. Но какая-то ниточка у меня теперь была.
И — о, второе чудо! Обе оказались живы. И мы договорились, что если я тут же приду к одной из них, то вторая также к ней подъедет.
И — о, третье чудо! Я увидел их обеих. Да, само собой, они обе были в весьма почтенном возрасте. Но продолжали оставаться женщинами, а потому их сообщения были конкретны и субъективны. Через них проглядывало не только отношение каждой к Литвинову, но и его к ним. Так, одна утверждала, что он был необычайно мил, любезен, обходителен, широк и неотразимо обаятелен. А вторая, — что он был сух, скуп, большой формалист, педант и вообще сквалыга. Но обе сходились на том, что он очень умел учитывать обстановку на фронте и вел себя с англичанами по-разному, так как один из них
был весьма симпатичный, а второй неприятный, и даже одна употребила выражение — противный.
Вот и все, что мне удалось из них выудить. Но надо же, однако, сделать поправку на давно прошедшее время да и на возраст. Так что и на том спасибо.
А вообще я понял: как ни кидай, но всю механику переговоров мне придется придумывать самому.
Что я и сделал. В результате появилась комедия «Дипломат», пошедшая затем широко во многих театрах страны, а также за рубежом. В Москве ее поставили два театра — Малый (режиссер Л.Варпаховский) и Московский областной (режиссер В.Чичко). По ряду соображений (а чего скрывать, — чтобы не цеплялись, ибо в те годы это делали беспрерывно) я изменил имена персонажей, у главного — весьма прозрачно на Максимова, а также место действия — Данию на Голландию.
Двух секретарш в Малом театре играли две премиленькие актрисы. Но я позволил себе в пьесе лишь чуть-чуть оттенить разность их взаимоотношений с шефом. Ну — самую малость. Также, чтобы не могла придраться уважаемая Эйви Литвинова. Впрочем, она к этому времени уже уехала в Англию и не могла бы посмотреть спектакли.
Зато его посмотрел Иван Майский и, что для меня было особенно ценно, дал весьма положительную рецензию в профессиональном международном журнале.
Что до дальнейшей судьбы Максима Максимовича после завершения этой его феноменальной эпопеи с обменом пленными, то она изобиловала нелегкими испытаниями. Хотя внешне он был вроде бы в почете.