Воспоминания "Встречи на грешной земле"
Шрифт:
И Саскайнд был сражен, о чем вспоминал потом с восхищением.
Что до Никиты, то надо отдать ему должное, он умел находить неожиданные ходы, дающие положительный эффект. Так, например, его первая поездка в Швецию, куда он прибыл с женой, дочками, зятьями и внуками, сразу убедила шведов в его миролюбии, до этого наши лидеры ездили всюду с каменными лицами и без жен.
Или другой случай. Приплыв в Америку на «Балтике», Хрущев узнал, что с корабля сбежал матрос. И, вместо ожидаемого американской прессой гнева в адрес беглеца, сказал: «Что же это он, бедняга, безо всего дра-
панул. Сказал бы — мы ему на дорогу деньжат и
И хотя все понимали, что это, разумеется, блеф, но засчитали Хрущу плюс за находчивость.
Даже эпизод, когда он принялся бить ботинком по кафедре, когда отключили его микрофон на заседании в ООН, также пошел ему на пользу и принес на Западе необычайную популярность.
Увы, в своей дальнейшей судьбе как он, так и Голда Мейер допустили просчет: доверились своему окружению. Как и пессимизм, такую роскошь политик любой национальности и лидер государства любого масштаба не может себе позволить.
Саскайнд прожил сравнительно недолго — всего 67 лет (1920—1987). Жаль, что он не дожил до наших дней. Если он, имея возможность в силу своего высокого престижа отбирать для интервью наиболее заметных политиков, и только двоим уступил пальму первенства в совместной беседе, то любопытно, в каком виде выходили бы из-под его обстрела нынешние?
Екатерина Фурцева. А все-таки жаль!
Верная дочь коммунистической партии.
Так была названа в некрологе, опубликованном в «Правде» и прочих газетах, Екатерина Алексеевна Фурцева, министр культуры СССР. И со страниц газет на вас смотрело милое, прелестного овала молодое лицо, с красивой волной блестящих волос (в действительности — золотистых), с большими девичьими, словно вопрошающими глазами под темными дугами бровей. Так выглядела фотография в «Литгазете». В «Правде» та же фотография смотрелась иначе: и лицо шире, не овальное, а треугольное, и рот слегка перекошен, и глаза потухшие, недобрые, и брови бесформенные, и вместо волны волос что-то белесое. Где поработали ретушеры и с какой целью — это, скорее всего, вопрос к заказчику. Но, пожалуй, могу свидетельствовать, оба отпечатка одной фотографии верны. В разные периоды.
Первая — когда Фурцева, вступив на пост министра, впервые собрала нас, драматургов, режиссеров и артистов, и произнесла программную речь, из которой неопровержимо выяснилось, что она ни бельмеса в театральном деле не смыслит. (Об этом будет позже и подробнее.)
Вторая фотография соответствует моменту, когда Фурцева покинула свой пост, уже кое в чем разобравшись. Во всяком случае в том, кто делает искусство, а кто на нем паразитирует. Покинула, как сказано в официальном сообщении, 24 октября 1974 года, на 64-м году жизни, скоропостижно скончавшись от острой сердечной недостаточности.
Ох уж эта «скоропостижная сердечная недостаточность»! Кто только от нее из руководящих деятелей не
умирал. Например, Орджоникидзе. Что до Фурцевой, то знающие люди тогда говорили: вранье. Покончила с собой. Причем попытка самоубийства была у нее и раньше. (О чем также скажу позднее.) Вот потому хоть и кофточка на фотографиях одна и та же, но лицо у ретушеров получилось разное.
Фурцева умерла в ночь с 24-го на 25-е, а в тот же день 24-го умер знаменитый скрипач Ойстрах. Буфетчица Вера, зайдя к Фурцевой в кабинет, застала ее плачущей. Спросила: «Почему?» — «Ойстраха жалко. Был чудный человек, Давид Федорович!» Думаю,
Причиной разноса оказалось совпадение юбилеев: в один день должны были состояться празднования 150-летия Малого театра и 50-летия автомобилестроения в помещении Большого театра. Вот Брежнев и не знал, где ему присутствовать. А потому повелел перенести юбилей Малого театра на десять дней. (Что делать с гостями, приехавшими со всего мира и Союза, — это его не интересовало.) Но то был лишь повод. Попутно Фурцевой, в присутствии помощников и прочих лиц, Брежнев высказал все накопившиеся к ней претензии. Тут были и истории с выпивками, когда ее под руки уводили с приемов и вытаскивали из самолета (все оказалось зафиксированным на пленку и было ей показано). Одного только не было уточнено: кто же виной, что пребывание в этой самой партии превратило ее верную дочь из милой девушки с вопрошающими глазами в женщину, которой пришлось выслушать подобные претензии?
В этот же вечер Фурцева поехала со своим мужем, заместителем министра иностранных дел Н.Фирюбиным на прием во вьетнамское посольство. Там она не удержалась, выпила лишнего, почувствовала себя плохо и отправилась домой. Мужу полагалось по протоколу досидеть до конца. По дороге Фурцева заехала в министерство, взяла какие-то бумаги, а из дома позвонила дежурному по министерству. Дала указания, что назавтра делать зам. министрам, так как ее с утра не будет. После чего приняла горсть люминала и в 23 часа была мертва.
Муж приехал в час ночи и уже застал ее холодной. Так говорят. Правда ли?
На панихиде новое здание МХАТа было оцеплено, ибо в почетном карауле стояли члены Политбюро (Кириленко, Мазуров и Суслов). На траурном митинге в Новодевичьем кладбище выступил Царев. А муж упал на колени, рыдал и просился к ней в могилу.
Вот так и закончилась жизнь и карьера этой женщины. Карьера с ее взлетом и падением вроде бы нетипичная, но вместе с тем, как это ни парадоксально, характерная для того времени.
А началась ее жизнь в провинции, в рабочей семье. Потом сама стала работницей текстильной фабрики. Но у станка не задержалась, выдвинулась по комсомольской линии, поступила в Московский институт тонкой химии, где, став секретарем парткома института, далее уже пошла делать карьеру партийного работника. Говорят, будучи секретарем Фрунзенского райкома Москвы, уже умела по-свойски, «по-партейному», когда надо и матерком пустить. Далее, при Хрущеве вознеслась до секретарей Московского городского комитета. Ну а потом, участвуя в спасении Хрущева, была введена им в ареопаг — стала членом Президиума ЦК партии. Так что все могли видеть ее портреты на стенах Центрального телеграфа и в руках демонстрантов на праздниках.
А затем, как водится у политиков (ничто так не противно их глазу, как видеть тех, кому обязан спасением), была выкинута, как и прочие спасатели (Жуков, Мухитдинов, Игнатов), из ареопага и оставлена лишь на посту министра культуры. Ну, мужики, народ грубый, и как-то переварили опалу. Но женщина — существо хрупкое. Фурцева, по слухам, перерезала себе вены, и ее еле спасли. После чего начала попивать. Однако к деятелям культуры, к которым до того, как и полагается бдительному партийному руководителю, относилась подозрительно (а вдруг какую-нибудь идеологическую пакость протащат по злому умыслу или недомыслию?), так вот к ним потеплела.