Воспоминания. Победы и страсти, ошибки и поражения великосветской львицы, приближенной к европейским монархам в канун Первой мировой войны

фон Плесс Дэйзи

Глава 1

1873–1891 годы

I

Думаю, эти строки моей кузины Маргарет Сэквилл лучше, чем все, что я читала, отражают представления ребенка о жизни. «Взросление» должно открывать волшебные двери; оно служит началом многих чудесных и бесконечных путешествий, знакомством с музыкой смеха, танцев и песен. На своем пути мы должны встречать только галантных рыцарей и несравненных дам, и все, кого мы любим, непременно становятся королевами и королями; возможно, в некотором смысле все это с нами и происходит, правда, не совсем так, как нам представлялось в детстве.

Моя мать, миссис Корнуоллис-Уэст, была одной из самых красивых женщин своего времени. Обеих своих дочерей

она считала дурнушками; наверное, мы и были дурнушками – по сравнению с ней. Мои гувернантки и няни всегда внушали мне, как я уродлива; у меня слишком маленькие уши, слишком большой рот и слишком вздернутый нос. Для исправления этих недостатков они постоянно тянули меня за уши, чтобы те стали больше, и щипали меня за нос, надеясь сделать его орлиным. Наверное, из-за них я стала подозревать, что красота – это проклятие; судя по всему, со временем мои детские впечатления не сильно изменились. Упреки относительно моей внешности – единственные темные пятна на радостном времени моего лучезарного детства. Мало кому довелось расти в такой счастливой, свободной и радостной обстановке, как моему брату Джорджу, моей сестре Шиле и мне. Наше детство прошло в романтическом замке Ритин на севере Уэльса и в изысканном, красивом замке Ньюлендс в Гемпшире. Впрочем, мои воспоминания хранят и несколько ужасных моментов. Я не любила, когда меня называли уродиной; никто этого не любит, даже мальчики – и даже мужчины, как я выяснила позже.

Наверное, лучше сказать несколько слов о наших предках, чтобы объяснить, кто мы. Не стану слишком глубоко вдаваться в подробности генеалогии, в которой в любом случае не слишком разбираюсь. Позже, когда я стала немецкой княгиней и должна была точно помнить, какие именно узы родства соединяют членов всех двадцати с лишним правящих германских домов и как всех рассаживать за ужином, мое незнание стало серьезным препятствием. Кроме того, майор Чепмен-Хьюстон в своем вступительном слове уже объяснил все, что необходимо. Мы решили, что лучше всего поместить объяснения там, потому что никто и никогда не читает вступлений, хотя я вполне уверена, что вступительное слово к моей книге написано хорошо. Единственный предок, к которому я в детстве питала личный интерес, – Томас, второй барон Уэст. Как говорят, в битве при Креси он подобрал корону французского короля и вручил ее Черному принцу, вежливо сказав: «Jour de ma Vie» [1] , что стало нашим фамильным девизом.

1

День моей жизни (фр.).

Говорят, все писатели тщеславны; возможно, так и есть, но я – писатель неопытный; я не получила образования в подлинном смысле слова и не владею искусством подбирать слова, которые отлично сочетаются друг с другом. Допускаю, что критикам не понравится мой стиль, хотя я очень надеюсь, что они и все, кто читает эту книгу, полюбят меня и снисходительно отнесутся к моим литературным – и всем прочим – недостаткам. Кроме того, нельзя забывать, что дневники свои я почти всегда вела в спешке и часто писала в поездах или такой же неудобной обстановке, особенно во время войны.

Джордж, мой единственный брат, – майор Джордж Фредерик Миддлтон Корнуоллис-Уэст; в семье его называют Баззи. Мне при крещении дали имена Мэри Тереза Оливия, но все зовут меня Дейзи или, в тесном семейном кругу, Дени; я сама так называла себя, прежде чем научилась как следует говорить, и меня так называют самые мои близкие и любимые люди. Сестру мою зовут Констанс Эдвина, но родные называют ее Шила или Бидди. Отца мы называли папуля и давали ему много других ласковых прозвищ, какие только приходили нам в головы; с матерью мы обращались как с сестрой и поражали всех наших викторианских родственников, которых у нас огромное количество, тем, что называли ее Пэтси. У папы было для нее собственное «ласкательное имя» – Масси. Насколько мне известно, в наши дни почти все дети обращаются к родителям по именам. Я не вижу в этом ничего плохого, хотя должна признаться, меня озадачили два малыша, лет пяти или меньше, которые часто рассуждали о «Джейн и Джеймсе». Я думала, что они имеют в виду кукол, пони или собак, пока однажды, к собственному изумлению, не поняла, что они говорят о собственных родителях.

Раз уж мы перешли на личности, что тоже наверняка оскорбит викторианцев, добавлю, что мой брат Джордж в полной мере унаследовал фамильную красоту, и женщины никогда не стеснялись показывать ему,

что они так и считают. Шилу я всегда считала гораздо красивее себя. Она обладательница красивейших больших, глубоких, темных, загадочных глаз, каштановых волос, как у нашей матери, которые очень красиво седеют, великолепной фигуры и превосходного «уэстовского» цвета лица. Благодаря голубым глазам и густым золотистым волосам меня с детства называли «типичной английской красавицей», и мне никак не удавалось избавиться от этого ярлыка. Мы с Шилой одного роста; хотя я всегда лучше танцевала, я не умела так же хорошо, как она, ездить верхом и кататься на коньках. Я люблю лошадей и верховую езду, но Шила – несравненная наездница. Она умнее меня, она превосходный организатор и способная деловая женщина. Мы обе способны вести большой дом, точнее, любое количество больших домов; впрочем, по-моему, Шиле это нравится гораздо больше, чем мне. Нам обеим не раз приходилось принимать огромное количество гостей, ей в Гровенор-Хаус и в Итоне, где славились ее домашние приемы, партии в поло и скачки, а мне – в Плессе и Фюрстенштайне.

Может быть, Шила и не сходится с людьми так же быстро, как я, поскольку ее более сильная воля и глубокий характер – не для мелких созданий. Я более впечатлительна, застенчива и склонна к излишней тревожности. Шила более уравновешенна и выдержанна. Однако мы обе унаследовали щедрую долю ирландско-валлийского темперамента; хотя со стороны мы кажемся хладнокровными, часто кипим внутри: должна признаться, что мы обе пылки и с нами бывает непросто. Временами мне слишком нравится поступать по-своему, и я не всегда предвижу, что плата за своеволие иногда бывает непомерной.

Здесь не буду больше писать о Пэтси, папуле, Шиле, Джордже и себе, так как читатель больше узнает о нас впоследствии. Надеюсь, чтение окажется интересным, потому что, хотя за и против нашей семьи можно сказать многое, нас точно нельзя назвать скучными или заурядными. Более того, нас часто обвиняли в излишней живости. Король Эдуард, который нас всех любил, прозвал нас «Шоу Дикого Запада» и однажды послал телеграмму, адресованную «Шоу Дикого Запада, Нью-Форест». Телеграмма благополучно дошла до нас. В другом случае письмо моей матери он адресовал «Королеве Ирландии, Гемпшир»; оно также дошло без помех. Мы жили весело и безмятежно; оглядываясь назад, я благодарю Господа за все счастливые минуты. Разделившие нас годы, полные трагедии и горя, лишь делают те далекие дни более драгоценными; и я всегда лелею воспоминания о весело смеющихся матери и отце и молюсь: пусть там, где они сейчас, они смеются. Из-за наших ощущений потери и одиночества мы всегда отождествляем следующую жизнь с болью и мраком. Но, какой бы она ни была, она не такая; мы либо просто уснем, либо будем исполнены безмятежной и тихой радости.

Глупо притворяться, будто с возрастом я не поняла, что унаследовала красоту от родителей. Иначе и быть не могло! Мой отец обладал великолепной внешностью; когда я стала старше, родные и знакомые не скрывали, что они думают о моей внешности. Так как Шила была брюнеткой, а я блондинкой, между нами никогда не было и речи о ревности или соперничестве.

Ритин, который находится на самом севере Уэльса, в красивой долине Клуид, – настоящий замок или крепость, не такой, как в Германии, где каждое здание под крышей, которое явно не служит фермой, называют словом Schloss, или замок. Ритин заложили в 1400 году; он служил оборонительным сооружением от шотландцев, когда те спускались с гор и нападали на Уэльс. Все мои детские представления о древней истории Англии ассоциировались с шотландцами, которые как будто всегда «спускались с гор» и на кого-нибудь нападали. В прежние времена они время от времени возвращались домой с добычей; теперь они всегда остаются и поглощают ее на глазах у беззащитных жертв. Конечно, Ритин окружал ров с водой, который защищал замок от шотландских завоевателей. Как мы любили играть в прятки в темницах и старых развалинах! Их как будто создали сказочные короли специально для наших игр; более того, для ребенка само слово «ров» кажется наполненным блеском и волшебством.

У отца имелся охотничий домик, который назывался Лланармон; он находился в его имении Лланармон Диффрин в горах; когда он отправлялся туда, мне казалось, что он уехал очень далеко, как на Северный полюс. Скопирую раннее недатированное письмо, которое я послала ему, пока он охотился в горах. По-моему, я написала его в 1880 году, когда отец баллотировался в парламент от Западного Чешира. Судя по всему, тогда я учила французский, потому что письмо очень напоминает перевод; я употребляю английские эквиваленты для таких фраз, как mon vieux и ta petite: