Воспоминания

Андреева-Бальмонт Екатерина Алексеевна

1929. 2 дек. Ночь. Капбретон

Катя родная и любимая, не знаю, довеется ли до тебя эта моя писулька вовремя, то есть ко дню твоему, когда, верно, вспомнишь меня особенно живо. Хотелось бы. У меня, правда, ничего хорошего сейчас нет, чтоб рассказать. Напротив, Судьба

меня опять испытывает. Вчера получил из Америки известие, что та поддержка, которая целых три года или больше давала мне душевное спокойствие, прекратилась. Но я птица обстрелянная. Вчера я весь день был в прострации. А к вечеру сел за пишущую машинку и сегодня, час тому назад, кончил новую повесть «Вороний Глаз» (из дней далеких: Шуя, Иваново-Вознесенск). А завтра буду писать очерк «В лесах Литвы». Ну, словом, я все тот же и другим быть не могу. У нас теплынь. По утрам качаю воду для дома на колодце в садике — в пижаме и в туфлях. Переглядываюсь с синицами. И с молниями также. Ведь к нам всегда прилетают грозы с Пириней.

Радость моя любимая, целую тебя и всех гостей твоих, кто с тобой. Твой К.

1933 г. 13 января

Моя милая Катя, родная и вечно любимая, всегда-всегда ты со мной в яви и во сне. Нет почти ни одной ночи, когда бы ты не снилась мне с ярко сияющими черными глазами, полными живой улыбчивости. И всегда бывает так, что я во сне впадал в кажущиеся мне безвыходными затруднения — не отмыкающиеся двери, крутые лестницы, путаные переходы, и в минуту, когда гибель уже настала, ты, весело смеясь, протягиваешь свою милую, красивую руку и спасаешь меня. Любимая, тебя и Нинику любит все мое сердце.

1933 г. 18 апреля

Моя милая, родная и любимая Катя, каждая моя мысль о тебе и Нинике светит мне ласково и расцветает во мне нежными весенними цветами. Солнце, наконец, расцветило кругом целое множество плодовых деревьев.

Белеют яблони, груши, вишни. Алеют персиковые деревца. Роскошная цветет и уже осыпается магнолия, такая душистая, что издалека ее чувствуешь. Клумбы и лужайки пестреют золотыми одуванчиками, белыми маргаритками, золотыми, алыми и белыми тюльпанами. Нет цветка, который бы не напоминал мне тот или иной счастливый миг моей любви к тебе, единственная, и к светлоглазой Нинике. Целую и нежно люблю вас.

19ЗЗ г. 28 декабря

Если не забывать ни на одну минуту, значит любить, я люблю тебя, моя милая и родная. Если в истомлении засыпая ночью или проснувшись в раннее предутрие молиться о тебе и думать о моей Беатриче, как о светлой защите и радости, значит любить, я всегда-всегда люблю тебя. Моя желанная, без всяких «если» я люблю тебя, и в этом некончающийся свет и неистребимая сила. Без тебя я не был бы самим собой.

Какой я сейчас? Да все тот же. Новые мои знакомые и даже прежние смеются, когда я говорю, сколько мне лет, и не верят. Вечно любить мечту, мысль и творчество — это вечная молодость. В этом мы одинаковы с тобой, мой милый Черноглаз. Бородка моя, правда, беловата и на висках инея довольно, но все еще волосы вьются и русые они, а не седые. Мой внешний лик все тот же, но в сердце много грусти. Недавнее мое увлечение славянскими странами и Литвой, увы, исчерпалось. Для меня это — мелководье. Египет и Индия много богаче и крепче. Кто меня сейчас особо волнует и увлекает, это Гераклид Ефесский.

В малом отрывке его чую целые миры, и они воплощаются в моей душе. «Воскуряющиеся души всегда становятся разумными». «От незаходящего никогда — как ускользнуть кому». — «Рулевой всего — молния».

Из таких лучезарных блестков я строю целые сонаты, полные мудрой звучности и успокоительной гармонии.