Воспоминания
Шрифт:
Она никогда долго не сидела на месте, носилась из деревни в Шую, Владимир, Москву… по делам, а если дел не было, придумывала их себе. «Только зря деньги тратишь», — говорил ее муж, на котором лежала вся тяжесть добывания средств для жизни их большой семьи.
Нрава Вера Николаевна была непоседливого, крикливого. Под старость Дмитрий Константинович, переносивший с трудом характер своей жены, переселился от нее из города в деревню. Он жил там в маленьком флигеле со своей экономкой, красивой степенной женщиной Варварой Спиридоновной. Она вела его хозяйство, за всем надзирала и заботилась о своем старом барине до его смерти. Умер он от общего паралича.
Я
Бальмонт любил своих родителей, особенно мать, с которой никогда не переставал общаться. Где бы он ни был, он писал ей, посылал свои новые стихи, посылал «подарочки». Но долго он тяготился ее шумным обществом, ее громким голосом. Лицом и белокуро-рыжеватой окраской волос он был похож на мать. На отца — чертами лица и кротким характером.
Родился Константин Дмитриевич в 1867 году, 4 июня, третьим сыном. Рос со своими братьями в деревне безвыездно до поступления в гимназию. Детство Бальмонта было очень счастливой порой, которую он любил вспоминать. Он описал его подробно в своей книге «Под новым серпом», изданной в Берлине в 1923 году. Он особенно был привязан к своему старшему брату Николаю, серьезному, углубленному в себя юноше, с юных лет отдавшемуся изучению философии и религии. Николай был красив, похож на отца, брюнет. Его лицо в юности имело необычайное сходство с тициановским портретом «L’homme aux gants» [115] , что находится в Лувре. Снимок с этой картины поэтому всегда висел у нас. Совсем молодым Николай сошел с ума — у него была религиозная мания, как говорили тогда. Вскоре он простудился и умер.
115
«Человек в перчатках» (фр.).
Дом Бальмонтов в г. Шуя
Безумие и смерть любимого брата и друга страшно потрясли Бальмонта. Он никогда не забывал его. Несмотря на дружбу и близость двух братьев, они все же были очень различны. В этом отношении интересны их письма, сохранившиеся у меня.
Другие братья Бальмонта были здоровые, сильные спортсмены и охотники. Большинство из них остались жить в Шуе и в деревне, все обзавелись семьями и прожили до старости.
Детство
Бальмонт был тихим, созерцательным ребенком. С раннего детства он обожал — в полном смысле этого слова — природу. Десять лет, проведенных в деревне, в саду, среди полей и лесов, наложили неизгладимый отпечаток на все его дальнейшее мышление и чувствование.
Еще совсем маленьким следил он за всеми проявлениями природы на небе и на земле. Звезды, облака, весь мир животных, насекомых, растений захватывал его гораздо больше, чем жизнь окружающих людей. И всегда этот мир казался ему разнообразнее и богаче. Законы природы были единственные, которые он принимал безусловно. Закономерность и постепенность всех изменений, происходящих в природе, быть может, и внушили ему навсегда ненависть к произволу
К. Д. Бальмонт в детстве
Он не участвовал в шумных мальчишеских играх своих братьев. Несколько раз ходил с ними и отцом на охоту, но ничего, кроме отвращения к убийству зверей и птиц, не вынес. Он предпочитал часами сидеть перед муравьиной кучей, смотреть, не отрываясь, как жужелица зарывает мертвого крота, или следить за полетом бабочки с поврежденным крылышком…
Он любил животных, особенно птиц, бабочек и цветы. Цветы были его страстью, над которой сверстники его смеялись. Но он сохранил ее на всю жизнь. «Нет в мире ничего, — говорил он, — красивее и совершеннее цветка».
Лет десяти он пытался писать стихи, но сочинил только два. Одно:
Вьюга воет, вьюга злится, На домах иней сидит, Ветер то по полю мчится, То на улице свистит…Он очень обрадовался, что у него вышло «как у Пушкина».
А затем ему захотелось написать похоже на Лермонтова. И он сочинил:
Когда перед грозой ныряют утки И крякают так громко на пруду, Когда у бочагов синеют незабудки И по дороге я один иду…И кончалось так:
Тогда в душе моей светло, а не темно, И в небесах я вижу Бога.Окружающие, а главное мать, отнеслись очень равнодушно к этим стихам, и он не писал их больше до юношеских лет.
В пять лет он сам научился читать по-русски, по-французски с помощью матери. С тех пор чтение стало его любимым и единственным занятием. Наибольшее впечатление на него произвели в раннем детстве три книги: «Путешествие к дикарям», «Хижина дяди Тома» и «Конек-Горбунок».
«Первая научила меня, — писал он, — жаждать путешествий и рассказала мне, что в мире есть много такого, что не похоже на окружающее. Это был тот голубой цветок, который всегда зовет душу вдаль и рисует перед ней сказочные тропинки, ведущие к открытиям, к счастью, к лазурной неожиданности…»
«Вторая книга о негре, которого истязали белые, была первая книга, над которой я плакал. Она рассказала мне, что кроме счастливого мира, отовсюду мне улыбающегося, есть уродливый мир гнета и страданий…»
«Третья научила детскую душу таинственности жизни и пониманию великой связи отдельной участи с целью сетью случаев, обстоятельств и других существ».
В мальчишеские годы Бальмонт зачитывался, как все, Майн Ридом, Купером, Жюлем Верном, а затем народными сказками, стихами Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Кольцова, Никитина, Некрасова и позднее — Жуковского.
Он поглощал все книги, которые мог только достать, читая все без разбора и руководства, читая днем и ночью, часто потихоньку от старших, при сальных огарках. Любил, чтобы у него про запас были две-три книги. Кончив одну, он тотчас же принимался за другую. По-французски совсем еще мальчишкой он прочел Дюма, Понсон дю Терайля, Золя, Мопассана и других.