Воспоминания
Шрифт:
1 сентября закончилось это однообразное путешествие по широкой безлесной степи. К полудню я заметил, что северные отроги Таврических гор приближаются. Дорога вела уже по приветливым долинам, мимо виноградников, фруктовых садов и тополей. Перейдя вброд Кара-Сыр, я в 6 часов вечера прибыл в красивый, живописно расположенный город Карасубазар, проделав путь в 40 верст. На ночлег я устроился в караван-сарае и с удовольствием отведал крымского вина, которое хозяин-татарин подал мне к плову. Вечером я долго сидел на террасе, любуясь прекрасными окрестностями и видом на Таврические горы, освещенные луной.
2 сентября я проехал на маджаре до Зуи (20 верст), последней станции перед Симферополем, деревни, населенной русскими крестьянами. Об этом можно было судить по тому, что по улицам бегали свиньи, чего не заметишь в татарских деревнях. Здесь я нанял почтовых лошадей и поехал в город (20 верст). Остановился я в немецком хуторе; багаж с моими людьми прибыл через несколько часов. Тем временем я поспешил в татарскую (турецкую)
Итак, я благополучно прибыл в столицу Таврического полуострова и уже наперед радовался путешествию по южному побережью Крыма. Симферополь (тат. Ак-Мечеть) - новый, красивый город. Широкими улицами и большими каменными зданиями он отличается от старого татарского города, который стал теперь пригородом. Я представился начальнику штаба 5-го корпуса генералу фон Данненбергу, женатому на польке, и был любезно принят ими. С нетерпением ждал я встречи с поэтическим Бахчисараем и 3 сентября покинул Симферополь. Мой путь пролегал по плодородной равнине. В 2 часа я уже был в старой татарской столице. Здания, улицы, а также жизнь здесь напомнили мне Адрианополь, Сливно (Селимно), Ямполь и Бургас в Румелии. Я остановился во дворце прежних ханов. Здесь царила суматоха, так как ожидали прибытия штаба 5-го армейского корпуса, который переводился в Севастополь. В 1840 г. умер султан Махмуд{61}, что вызвало большое замешательство в Турции. Однако я не хочу затрагивать политику и рассказываю лишь то, что касается лично меня.
Вечер 3 сентября, который я провел в Бахчисарае, останется в моей памяти навсегда. Я гулял около дворца и в саду. Полная луна проливала на окрестности свой магический свет. Высокие кипарисы и другие деревья бросали свои темные тени вдоль аллей и на старые ханские могилы. Журчание ручьев, текущих по саду, шум фонтана в ночной тишине - все это настраивало на размышления о бренности земного. Сколько событий, сколько драм разыгралось тут на протяжении столетий! Сколько раз правившие здесь татарские ханы потрясали Россию, когда они со своей ордой, опустошая все на своем пути, доходили до стен Москвы! Сколько слез отчаяния было пролито тысячами несчастных женщин и девушек, которых во время этих разбойничьих набегов уводили в вечное рабство и бросали в гаремы, чтобы удовлетворить похоть победителей! А с другой стороны, какая роскошь, какой блеск были здесь во времена Керим-Гирея{62} и его преемников! Все это уже давно исчезло, и могущественные властелины Крыма покоятся под кипарисами, бросающими тень на их могилы.
4 сентября я поехал в имение семьи Мавромихали, отдал рекомендательные письма из Тифлиса, был любезно принят матерью и познакомился с младшей дочерью Еленой, о которой в Тифлисе мне много рассказывала ее сестра. Среднего роста, с удивительно красивыми темными глазами, свежим цветом лица, пышными темно-каштановыми волосами, обладающая живым характером, она была создана для того, чтобы вызывать страсть. Ей было тогда 24 года. Ее окружало много поклонников, но она еще не сделала выбора. Я был тот счастливец, которому она отдала свое сердце и руку, и через два дня после моего приезда между нами царило уже полное согласие. Матери было около 50 лет, лицо ее сохранило еще следы прежней красоты. Она овдовела в 1822 г. Ее покойный супруг, потомок древнего рода из Майны, был прежде полицмейстером в Одессе при герцоге Ришелье, с которым он был очень дружен{*50}. Из писем, которые герцог посылал ему из Парижа, я узнал, что герцог собирался провести остаток дней своих в Крыму, у своего друга Мавромихали. Неожиданная смерть помешала ему осуществить это намерение.
Я побывал в роскошных фруктовых садах и на виноградниках, на мельнице богатого имения и любовался могучими, столетними ореховыми деревьями, в тени которых стоял дом. Многочисленные яблони сгибались под тяжестью плодов. Почти под каждой было по 50-70 подпорок, чтобы не обломались ветки. Знаменитые крымские яблоки (синап) составляют главный доход тамошних имений. Они долго хранятся и отправляются в огромном количестве в Москву, С.-Петербург и в Сибирь.
9 сентября мадам Мавромихали дала согласие на мой брак с Еленой, и для меня начались счастливые дни. Мы наносили визиты соседним помещикам, которые принимали нас самым предупредительным образом. Но поскольку мне пришлось бы ждать не менее шести недель официального согласия моего петербургского начальника на бракосочетание и поскольку греческий священник, который должен был нас обвенчать, заявил, что мне надо представить справку от вышестоящего лица, которая удостоверяла бы, что я не женат и не состою в близком родстве с семьей моей невесты, 21 сентября я отправился в Севастополь, изложил генералу Данненбергу мое положение, и тот был так добр, что немедленно выдал нужную мне справку. Тем временем я осмотрел прекрасный многолюдный город, насчитывавший 40 тыс. жителей, полюбовался огромными доками, мощными каменными укреплениями береговых батарей, прекрасной бухтой, самой большой и надежной на Черном море и в Европе, побывал на нескольких 100-200-пушечных линейных кораблях, с большим интересом осмотрел их внутреннее устройство, где царили порядок и чистота, и, наконец, понаблюдал за деятельной жизнью в бухте и в городе. Спустя двадцать лет я снова увидел Севастополь, но, к
22 сентября я с необходимой справкой вернулся к невесте и назначил венчание на 29 сентября 1840 г.
По этому случаю мы отправились в нескольких экипажах по очаровательной долине Качи в имение полковника Квицкого. Там была скромная церковь, где состоялось венчание по греческому обряду. Затем я с моей очаровательной женой отправились в экипаже в имение тещи. Нас сопровождало много верховых татар, одетых в праздничные платья. Они устроили скачки, чтобы получить в качестве призов шелковые платки. Когда я прибыл в Ак-Шейх, ворота были закрыты. Меня не выпустили из экипажа, пока я не дал выкупа, по греческому обычаю. За столом, естественно, пили много шампанского за здоровье новобрачных, а на следующее утро я отправился со своей молодой женой в небольшое свадебное путешествие к южному побережью Крыма. Я увез мою прекрасную Елену в Чоргун, главное имение матери. Когда мы проехали около 35 верст и стали спускаться с лесистых холмов Мекензи в очаровательную долину реки Черной, нам открылась восьмиглавая башня времен генуэзцев, затем мы проехали татарскую деревню, состоявшую примерно из 100 домов, и остановились у парадного крыльца господского дома. Сооруженный из дубовых бревен, солидный, просторный, двухэтажный, с кольцевой верандой, он насчитывал 150 лет. Он был построен в турецком стиле неким могущественным мирзой, который тогда, естественно, не мог предполагать, что в будущем его дом, как и весь Таврический полуостров, попадает в руки неверных.
1 октября я со своей молодой женой осмотрел имение Чоргун площадью 3,5 тыс. десятин (15 тыс. австрийских моргенов). Оно считалось лучшим в Крыму и получило название "Царское имение". Мы побывали в обширных фруктовых садах, бродили по лугам, осмотрели мельницу, хозяйственные постройки, бассейн императорского флота, питающий водой доки Севастополя; поднялись на Федюхины высоты, ставшие в 1855 г. столь печально знаменитыми; осмотрели внутреннее убранство нескольких татарских домов, и так как моя жена блестяще говорила по-тюркски, татарские девушки и женщины не стеснялись нас, и я имел возможность наблюдать за их бытом. После обеда мы поехали в Балаклаву и Карани, чтобы нанести визит родственникам моей жены, и вернулись в Чоргун уже поздно вечером, чтобы подготовиться к путешествию на южное побережье.
2 октября, рано утром, нам привели четырех лошадей - для меня, моей жены, которая была прекрасной наездницей, ее служанки и моего слуги, и мы отправились в путь.
Мы двинулись вверх вдоль лесистых склонов до высокогорной гостиницы Байдары, где позавтракали у зажиточного татарина, которого хорошо знала моя жена. Затем мы углубились в густой лес и уже пешком спустились по узкой тропинке южного склона. Когда мы наконец выбрались из лесу, перед нами далеко внизу, как зеркало, раскинулось Черное море. Тогда (в 1840 г.) еще не было прекрасного и удобного шоссе от Балаклавы вдоль южного побережья и склонов гор до Алушты, которое позднее построил инженер-полковник Бюрно, служивший под началом графа Воронцова. Наша тропинка петляла вниз до самой Мишатки, прекрасной виллы, принадлежавшей тогда графу Гурьеву. Нас любезно принял управляющий. Он отвел нам чудесные комнаты и угостил замечательным паштетом из перепелов. В это время года этих необычайно вкусных птиц ловили тысячами на южном побережье Крыма. Во время ужина я беседовал с управляющим, который сообщил мне, что большинство имений и вилл, расположенных вдоль южного побережья, не приносят доходов и являются убыточными. Например, граф Гурьев присылает ежегодно на поддержание Мишатки 26 тыс. рублей. Крестьяне, которых он переселил сюда из центральных районов страны, ничего не смыслят в виноградарстве, не выдерживают здешнего климата, вымирают или возвращаются на родину. Прежнего владельца Мишатки камергера Башмакова это имение полностью разорило. Владеть имениями на южном берегу Крыма могут позволить себе только богатые люди. Точка зрения, высказанная управляющим в 1840 г., до сих пор, за редким исключением, может считаться правильной.
3 октября, рано утром, мы отправились бродить по парку и любовались кипарисами, лавровыми деревьями, миртовыми кустами, а также видом на море и высокие скалы на северной стороне. Затем мы поехали верхом в восточном направлении. Около 15 верст мы пробирались по узким и часто крутым тропинкам то вверх, то вниз до деревушки Кикеней, прекрасного имения Ревелиотти, где и остановились на скромной вилле. Имение, славившееся великолепными виноградниками, было тогда почти единственным на южном берегу, которое давало доход. Незадолго до нашего посещения недалеко от виллы произошел горный обвал, и вдоль склонов гор были видны многочисленные обломки скал, а также вырванные с корнем деревья. 4 октября я отправился в путь один, чтобы посетить Алупку и осмотреть чудесный замок графа Воронцова, а также прелестный парк. Замок, выстроенный наполовину в готическом, наполовину в мавританском стиле, стоит миллионы. Пришлось бы исписать много страниц, чтобы рассказать о существующей там роскоши, а также о прелести окрестных садов и парков. Вид с террасы сада на море изумительный. Затем я отправился в Мисхор, на виллу камергера Нарышкина. Сам он здесь не жил, но как раз в это время приехал навестить графиню Потоцкую, жившую на вилле. Я передал графине письма из Тифлиса. Посетив еще Ореанду, я поехал назад в Кикеней при сильном ветре.