Воспоминания
Шрифт:
Этой идеей я руководствовался и при отступлении из Украины в апреле, и при организации таганрогской конференции, и на самой конференции. Во имя ее я в спешном порядке направил из Таганрога на Украину ряд товарищей и возвратился сам на Украину.
Однако теперь, узнав подробности об аресте и расстрелах упомянутых товарищей, я, приступая к намеченной работе, в то же время как будто забыл об этой идее… Я невольно стал отыскивать средства для отмщения палачам, казнившим моих друзей и товарищей, этих безымянных честных сынов социальной революции.
Я отыскал несколько бомб и решил взорвать в Гуляйполе
Так как совсем один я выполнить этот акт технически не мог, я начал подготавливать к нему двух человек, женщину и мужчину, которые нужны были мне только как помощники по подготовке акта. Совершить же его я считал своей обязанностью и готовился выполнить его.
Но в этот момент на горизонте нашей подпольной жизни и работы всплыли новые условия, снова прервавшие все мои начинания.
Через день после только что описанного мною собрания мы сошлись с крестьянами снова в другом месте. На этот раз среди нас находились и представители от сел Воздвиженки и Воскресенки. Воскресенцы нам сообщили, что они прочитали крестьянам мои письма, переданные им гуляйпольцами. Крестьяне решили действовать согласно им. Я испугался. Испугался потому, что письма мои из Рождественки были писаны только для своих близких. Они же пустили их по селам и этим, естественно, открыли мое пребывание под Гуляйполем.
Но было уже поздно предпринимать что-либо в том направлении, чтобы письма эти не печатались и не распространялись. Воскресенские крестьяне начали уже действовать. Они организовали отряд и назвали его «Махновским». Под этим именем они напали на карательный немецкий отряд, разбили его, убили командира и нескольких солдат.
По выслушании доклада крестьян-воскресенцев об этом нападении мы разошлись в ожидании новых событий. Мы не ошиблись. Действие Воскресенских крестьян отразилось и на гуляйпольцах. Немецко-гетманские власти установили, что засада была устроена на границе воскресенско-гуляйпольских земель, и бросились с повальными обысками по районам этих волостей. Снова пошли многочисленные аресты, шомполование и денежные штрафы, выколачивание всякими пытками у крестьян оружия и выдачи революционеров-инициаторов.
Я убедился, что далее мне оставаться в Гуляйполе нельзя ни одного дня.
Меня в спешном порядке вывозят из Гуляйполя в Рождественку. Но волна обысков и арестов быстро перекинулась на весь Гуляйпольский район и добралась до Рождественки. Я принужден был покинуть и это гостеприимное село и перебраться на 80 верст далее от Гуляйполя, в деревню Терновку.
Глава III
Деревня Терновка и заговор убить меня
В деревне Терновке (она же Протопопово) я поселился у своего дяди, брата моей матери, Исидора Передерия под видом родственника, по профессии учителя из Матвеево-Курганской волости Таганрогского округа, по имени Иван Яковлевич Шепель. Документ на это имя был сделан мне раньше по моей просьбе Затонским, известным украинским большевиком.
Родственники мои пустили по деревне слух, что я летом совершенно свободен и приехал к ним на все лето с целью уйти подальше от прифронтового шума и неурядиц. А так как в это время в 75 верстах от Таганрога, у Батайска, как раз велась ожесточенная борьба между революционными
Но вот сын моего дяди, так сказать, настоящий хозяин дома, умер. Это заставило меня оставить квартиру стариков и перебраться в другую семью родственников, живших почти в центре деревушки. Здесь чаще всего появлялись немецко-гетманские карательные отряды, что принуждало меня иногда днем быстро уходить из деревни, прятаться в поле, в лесных посадках или в кукурузах и возвращаться домой по ночам.
Такая моя жизнь скоро показалась странной крестьянской молодежи, так или иначе участвовавшей в революции. Эта молодежь взяла меня под подозрение. Она пыталась узнать от моих родственников, в чем дело, кто я такой, почему только по ночам показываюсь на деревне? Но не получив, видимо, удовлетворительных ответов, молодежь решила, что я – тайный гетманский шпион.
Около недели молодежь эта собиралась по соседству с моей квартирой и обсуждала, как я после узнал, вопрос, как поступить, чтобы избавиться от меня.
Я же, ничего не подозревая, продолжал временами ходить в ночное время от одного сына или племянника моего дяди к другому и этим самым еще более навлекал на себя подозрения теперь уже и со стороны многих пожилых крестьян. Я не знал, что жители деревни давно уже усиленно расспрашивали обо мне моих родственников.
И вот в один из воскресных дней крестьянская молодежь собирает между собой деньги, покупает пива и самогону и устраивает все там же, по соседству с моей квартирой, «пирушку» с целью затянуть ее до поздней ночи, а затем силою схватить меня, вывезти в поле, убить и бесследно зарыть в землю.
В этот день молодежь повырывала из земли сохранившееся у нее от весеннего красногвардейского увлечения оружие: револьверы, винтовки с отрезанными дулами, называемые теперь «обрезами», и шашки. С нетерпением ожидала она ночи, а потом и казни – дикой, звериной казни надо мной.
Итак, эти люди приготовились. Среда них был сын моего двоюродного брата, то есть мой племянник. Однако решившая убить меня молодежь ничего не поведала ему о своем решении. Теперь же кое-кто из собравшихся, подпив немного, начали добиваться от моего племянника, кто я такой и почему он никогда не приведет меня к ним: они хотели бы, дескать, со мною познакомиться.
Мой племянник долго отговаривался, но в конце концов согласился с ними и пришел за мною.
Я был свободен и охотно принял приглашение. Оно было для меня в некотором отношении даже важным, так как из Гуляйполя пришли сведения, чтобы я поспешил со своим возвращением. Я решил организовывать силы для задуманного повстанческого авангарда отсюда. И я пошел.
Собрание имело место через улицу от моей квартиры во дворе, в большом крестьянском сарае. Посреди сарая стоял большой низкий стол. Вокруг него сидела молодежь. А сбоку, прямо на застланной рядном земле, по-цыгански сидели крестьяне постарше, лет по 30–40. Первые выпивали и пели песни о крестьянской доле. Вторые играли в карты, в распространенную у нас на Украине в зимнее время по деревням игру, в так называемую «арбу».