Восстание Ника
Шрифт:
Власти молчали и винили во всём прасинов.
Прасин Аврикий Исихос, владелец хлебопекарен и оптовый торговец муки и зерна, со своей женой Каллистой из бухты Буколеон направился в своё имение, расположенное на азиатской стороне Босфора. На свою беду в проливе они повстречали лодку со стасиотами из венетов. Лодка Аврикия была ограблена и, в довершение всего, молодые люди предложили его жене, женщине достаточно ещё молодой и красивой, перейти на их лодку. Протестовать было бесполезно. Наглая молодёжь только потешалась и издевалась над Аврикием.
Каллиста встала со своего места и сказала:
– Муж мой, будь спокоен.
Она решительно направилась к лодке венетов, перешла на неё и, пока стасиоты кривлялись, строили рожи, насмехаясь над Аврикием, подошла к другому борту и бросилась в море. Её тело так и не нашли. Аврикий на пятый день умер от горя.
Власти города обвинили Аврикия и его жену, задним числом в тайном язычестве и конфисковали в пользу государства все хлебопекарни и склады Аврикия, а так же все его имения и прочее имущество. Все его работники и, главное, наследники навсегда прикреплялись к когда-то своим собственным хлебопекарням без права когда-либо покинуть их. Это же касалось и их потомков.
Дочь Аврикия, шестнадцатилетняя красавица Элпис в одночасье из богатой невесты превратилась в бесприданницу.
Аврикий вёл совместные дела вместе с богатым судовладельцем Зеноном Ситосом. Зенон, одни из старшин прасинов, это сорокапятилетний мужчина, черноволосый, со смуглым волевым лицом. Лет пятнадцать назад, через год, после рождения дочери, Аврикий договорился выдать её замуж за сына Зенона Костаса. А год назад молодые люди встретились и очень понравились друг другу к великому удовольствию своих родителей.
И вот после свалившегося на голову девушке несчастья, Зенон приютил дочь своего друга и компаньона у себя в доме.
А вскоре в дом Зенона заявился спафарий Калоподий со своими воинами и сообщил, что участились нападения на венетов и есть подозрения, что в этом замешен его сын Костас, прозванный за вспыльчивый нрав и любовь к дракам Кокорасом(петухом).
– На чём же основываются эти подозрения, кир Калоподий? – спросил Зенон.
– Вчера был убит молодой патрикий Дасий по прозвищу Таврос и несколько его товарищей.
– Это тот стасиот, что убил жену Аврикия?
– Не убил! Госпожа Каллистра сама покончила жизнь самоубийством.
– Что же ей надо было отдаться в руки этих негодяев? Что бы они над ней надругались на глазах у мужа?
– Почему надругаться? И, к тому же, истинная христианка со смирением принимает всё то, что выпадает на её долю. И невольный грех тоже. А так как она воспротивилась этому, то это и доказало, что она тайная язычница, как и её муж.
– Нет! Она была христианка. Правда, из семьи монофизитов. Но и наша несравненная василиса Феодора благоволит монофизитам. А трижды августейший Юстиниан желает объединить ортодоксальную и монофизитскую церковь. Не хочешь ли ты этому воспрепятствовать, спафарий?
– Я не хочу никому и ничего воспрепятствовать, тем более нашему августейшему василевсу. А вот ты, кир Зенон, хочешь воспрепятствовать правосудию. Мы пришли взять под стражу твоего сына Костаса. Он подозревается в убийстве кира Дасия и его товарищей.
– Увы, мой дорогой кир Калоподий, это не возможно. Он выполняет одно моё поручение, довольно таки далеко отсюда. Я деловой человек, я владею множеством торговых судов и под моим началом, много и людей, а это значить, что всегда где-то что-то происходит.
– Хорошо, мы удалимся. Но и ты, кир Зенон, поплатишься за укрывательство преступника!
– Что мой сын преступник – ещё надо доказать!
– Ты сомневаешься в торжестве нашего правосудия?
– Ни в коем случаи.
Зенон сына звать не стал: виноват он или нет в убийстве Дасия, никакого значения не имело. Если префект решил, что виновен, обратное доказать будет не возможно. Если только император заступиться, но Юстиниан покровительствует венетам. И из родного государства не убежишь, хотя империя и большая, но всё равно найдут рано или поздно. Да и дело – как бросишь? А в чужом государстве ты чужой и тебя могут обобрать до нитки.
Но надо было что-то делать. И делать как можно быстрее. После некоторых размышлений он решил собрать у себя димархов – старшин прасинов.
Старшины не замедлили собраться. Изложив им суть дела, Зенон испросил у них совета.
– Все под Богом ходим – вздохнув начал говорить патрикий Макарий, владелец ювелирных мастерских, самый старый из присутствующих. – Правосудия нет! Стасиоты венедов делают что хотят, а суды их покрывают.
– И покрывают во всём! – сказал Евсевий, аргиропрат – Вот в прошлом году сенатор Марсалий взял у меня деньги в долг. Кстати проценты василевс указал брать маленькие. Если раньше мы брали двадцать процентов, то теперь только двенадцать. Так вот, этот Марсалий построил на мои деньги дом, переписал его на жену и теперь утверждает, что денег у меня не брал. А в суде надо мной посмеялись, так как договор был устный. А как его было сделать письменным? Марсалий утверждал, что он благородный патриций и ведёт свой род чуть ли не с основания Рима и его слово ценней всяких там договоров на пергаменте или папирусе. Теперь у меня есть слово патриция, но нет денег.
– Разве в деньгах дело, Евсевий? – возразил Макарий.– Нас убивают! В одном только Зевгме двадцать пять убийств.
– Двадцать шесть – возразил Галасий, владелец ткацких мастерских, – Фалалея, торговца дровами, вчера убили.
– Вот! – продолжил Макарий. – А сына Эпагата, двенадцать лет парнишке было, насиловали до тех пор, пока он не умер. Надо жаловаться василевсу, а иначе нас всех вырежут.
Старшины зашумели, соглашаясь.
– И кто будет разговаривать с августейшим? – хмуро спросил Зенон.
– Ты! Ты, Зенон, судовладелец. У тебя льготы. Если ты перестанешь подвозить зерно в Город, то вспыхнет бунт. Тебя не тронут. Жалобу напишем вместе и пойдём с тобою, но говорить будешь ты.
– Эдикт Константина – сказал Пахомий, он был успешным юристом, – по аккламациям гласит: «Мы предоставляем всем возможность прославлять в общественных местах наиболее справедливых и усердных правителей, с тем, чтобы мы могли соответствующим образом вознаградить их, и, напротив, предоставляем право обвинять несправедливых и негодных правителей путем возглашения жалоб, с тем, чтобы сила нашего контроля воздействовала на них, ибо, если эти восклицания действительно отражают истину, а не являются инспирированными возгласами клиентов, мы тщательно будем расследовать их, причем префекты претория и комиты должны доводить таковые до нашего сведения». Наш император сам юрист и, надеюсь, знает этот эдикт и должен следовать ему. Если можно выкрикивать, то можно и сказать.