Восстание Персеполиса

Кори Джеймс

Оно не пришло. Союз столкнулся с угрозой существования. Хрупкая ткань человеческой цивилизации в колониях разорвалась перед ее глазами, и она почувствовала облегчение. В ее первых воспоминаниях о гибели Свободного флота она была Астером, и членом одной или другой фракции АВП. Ее мозг, душа и личность взрослели с ботинком внутряков на ее горле. На горле всех, кого она любила.

Респектабельность станции Тихо, затем Союз, и сегодняшнее президентство, были ее мечтой с самого начала. Перспектива того, что астер достигнет власти, равной власти внутренних планет, вела ее по этому пути, если не для нее самой, то хотя бы для другого астера, такого же как она. И, как случается со всеми

мечтами, чем ближе она подходила, тем лучше она понимала, чем это было на самом деле. В течение многих лет, она носила власть и авторитет, как чужой комбинезон. Теперь, с Дуарте и Лаконией, все что она построила, канет в лету. И часть ее радовалась этому. Ее взрастили для борьбы с великими державами. Чтобы вести войны, в которых она не могла победить, и не могла проиграть. Возвращение к этому стало ошеломляющей потерей, смешанной с чувством возвращения домой.

Ее ум начал ускользать, сознание падало в дрему. История была циклом. Все, что происходило до этого, все что прошло сквозь поколения, повторится снова. Иногда колесо поворачивалось быстро, иногда медленно. Она могла видеть это как шестерню, с зубьями, и подшипниками, и с ней на краю, вместе со всеми остальными. Ее последней мыслью, перед тем как забвение захватило ее, и она погрузилась в глубокий сон, было то, что даже с вратами ничего по-настоящему никогда не менялось, а только повторяло само себя, снова и снова, с новыми людьми, вечно.

Что, в свете первой встречи, запланированной на следующее утро, было весьма иронично.

– Мы никогда раньше не видели ничего подобного.
– Она знала Кэмерона Тура профессионально, с момента первого заказа в союзе, и он никогда не проявлял ничего кроме смутной заинтересованности, к чему бы то ни было.

Теперь он сидел за столом напротив нее, жестикулируя тортильей в его руке, как будто дирижируя оркестром. Глаза у него были широкие и блестели, его голос был выше и быстрее обычного, и она никак не могла понять, что, черт возьми, он говорит.

– Горячие пятна в космосе, - повторила она, глядя на схему.
– Что, как стелс-корабли? Вы говорите, что за вратами стоят стелс-корабли?

– Нет, нет, нет, - сказал Тур.
– Не тот тип тепла. Не в смысле температуры.

Драммер издала короткий и растерянный смешок, и опустила ручной терминал.

– Хорошо, может быть нам попробовать снова, как если бы вы говорили с гражданским лицом. Там есть эти области, которые являются... чем именно?

– Ну, - сказал Тур, кивая больше себе, чем ей.
– Конечно, вы знаете, что вакуум не пуст по-настоящему. Всегда есть электромагнитные волны и частицы, которые появляются и исчезают. Квантовая флуктуация.

Мой опыт ограничивается сферой безопасности и политикой.
– сказала она.

– О. Верно, - сказал Тур. Похоже, тут он наконец заметил свою тортилью, и откусил от нее.
– Итак, вакуумное состояние вовсе не просто пустота. Всегда присутствует спорадическое квантовое создание и аннигиляция. Радиация Хокинга-Зельдовича, которая позволяет...

– Безопасность, Тур. Политика и безопасность.

– Сожалею. По-настоящему маленькие штуки просто возникают, и потом они просто исчезают, - сказал Тур.
– Гораздо меньше, чем атомы. Это происходит все время. Это совершенно нормально.

– Хорошо, - сказала Драммер, и сделала глоток своего утреннего кофе. Либо он был чуть более горьким, чем обычно, либо сегодня она была слишком чувствительной.

– Итак, когда мы повернули все сенсорные массивы на врата? Чтобы попытаться получить больше информации о войне, и вот это все? Произошло вмешательство, которое мы не смогли понять. Что-то вроде,

как если мы видим как сигналы прошли через врата, но там они не локализовались. Только это было в обычном пространстве.
– Он открыл схему обратно.
– Здесь, здесь и здесь. Об этих мы знаем. Могут быть и другие, но мы не проделывали полный поиск, чтобы их найти. Но мы никогда не видели ничего подобного, и в логах видно, что они, возможно, появились примерно в то же время, когда лаконианский корабль прошел через кольцо. Или когда он выстрелил в инопланетную станцию. У нас нет точных данных о сроках.

– Хорошо, - снова сказала Драммер. Она теряла терпение.

– Это скорость, как видите. Скорости квантового создания и уничтожения ... они выше крыши. Массивный всплеск.

Она все еще изо всех сил пыталась осознать идею о том, что пустота не пуста, но что-то вроде благоговения в голосе Тура, все-равно вызвало холод и мурашки по ее спине.

– Так вы хотите сказать мне... что именно?

– Что пространство возле кольца начало кипеть, - сказал Тур.
– И мы не знаем почему.

Глава двадцатая

Сингх

Сантьяго Сингх провел несколько очень неприятных дней, посвященных последствиям недавно объявленных протоколов безопасности для станции Медина. Один за другим, каждый бюрократ и чиновник вызывал его на связь, чтобы выразить свою обеспокоенность тем, что репрессии могут негативно повлиять на моральный дух и эффективность на станции. Как бы ни были сформулированы фразы, то, что он слышал в них, всегда было одинаковым. Новые правила сделают людей несчастными. Они не будут работать так тяжело. Саботаж будет увеличиваться. Вы уверены, что мы хотим это сделать?

Его ответы, как бы он ни был их не преподносил, также содержали постоянный фрагмент: меня не волнует, если люди недовольны новыми правилами, если они не выполняют свою работу, их уволят, а саботаж наказывается лишением свободы или смертью, да, Я уверен.

В основополагающей книге Высокого консула Дуарте о логистике, он указывал на то, что из всех методов, с помощью которых можно осуществлять политический и экономический контроль над другим государством, оккупация с помощью военной силы, была наименее эффективной и наименее стабильной. Оправданием оккупации станции Медина стало то, что в качестве контрольно-пропускного пункта для всех тринадцати сотен колониальных миров, она сводила к минимуму необходимость любых дальнейших военных действий, и позволяла имперскому правительству быстро перейти к экономической торговле и культурному давлению, которые были гораздо более стабильными в долгосрочных стратегиях передачи контроля. И по факту, демонстрация людям Медины, что захват Лаконией ведет к лучшей жизни для каждого из них, была тестовым случаем. Если бы Сингх смог убедить станцию, полную людей, выведенных специально для анархии, принять имперские правила, то справиться со все еще зарождающимися колониями за вратами, не составило бы никакого труда.

Он понял все это достаточно хорошо. Но это не изменило того факта, что он должен был провести свой день, объясняя глупым, сердитым людям, почему попытка убийства губернатора станции привела к таким последствиям.

Когда он оборвал связь с тем, кто, как он надеялся, был последним из этих жалобщиков, он заорал вникуда, чтобы кто-нибудь принес ему кофе, или чай, или что там еще из пригодного для питья течет на этой гноящейся подмышке, похожей на станцию. Никто не ответил. Потому что Касик был мертв, и он еще не удосужился назначить кого-нибудь нового на его место. Как будто, сохранение мертвого человека в расписании дежурств, оставляло какую-то его часть не стертой из истории.