Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан
Шрифт:
Эти романы утверждают силу и справедливость новых, социалистических отношений, которые начали складываться в Центральной и Восточной Европе в результате победы Советской Армии над фашизмом. Тема кровной привязанности нынешних граждан ГДР к своей республике отчетливо звучит и в повести «Через океан». Сюда вплетается и польская патриотическая тема — гордость нации, породившей больших мастеров слова Циприана Норвида и Джозефа Конрада, сегодняшним днем своей страны.
В «Решении» и «Доверии» Анна Зегерс испробовала необычные формы сюжетосложения, при которых действие часто перебрасывается из страны в страну и самой логикой действия утверждается взаимосвязь судеб разных наций в нашем столетии. Подобным же образом строится и новая повесть, персонажи
Как бы мимоходом затрагиваются в повести «Через океан» идейные мотивы, очень важные для послевоенного творчества Зегерс: тяжесть наследия гитлеризма, трудности становления нового общества в ГДР, пути преодоления этих трудностей. Здесь встает и психологическая тема, которая затрагивалась и в предшествующем творчестве Зегерс, и в произведениях других писателей ГДР, например в романе Кристы Вольф «Расколотое небо»: судьба любящей пары, разделенной государственными границами.
«История одной любви» — таков подзаголовок повести «Через океан». В ней есть обычная для произведений Анны Зегерс чистота моральной атмосферы и есть, пожалуй, новый для нее оттенок лукавства по отношению к читателю, которому автор по ходу действия то и дело готовит неожиданности. Современная любовная драма здесь соприкасается с фольклорной сказкой: перед нами, в сущности, очень старинный, традиционный сюжет — история влюбленных, которым жестокая сила обстоятельств помешала соединиться. Эта история здесь развертывается в трех различных вариантах с оттенком художественной условности, недосказанности: пусть читатель задумается.
После первой публикации повести на русском языке в журнале «Иностранная литература» молодые советские читатели — студенты Свердловского государственного педагогического института — обсудили ее в своем литературном кружке, коллективно написали о ней статью и послали автору письмо с вопросами относительно сюжета повести[9].
Ответ Анны Зегерс стоит привести полностью:
«Дорогие друзья!
Ваше письмо по поводу повести „Через океан“ мне очень понравилось. Не знаю, рассматривается ли здесь тема любви в „философском“ плане.
Может ли кончиться настоящая, большая любовь? Я думаю все же, что любовь может погибнуть, если выясняется, что любимый человек отказывается от тех взглядов, которые мы любили в нем и вместе с ним (конечно, не только одни эти взгляды, а всего человека в целом). Но я думаю также, что любящий всегда долго верит, что главное в другом человеке все же остается неизменным, и, если, может быть, и не совсем, он все же надеется возродить в нем это главное таким, каким он представлял себе его в этом человеке прежде.
Нет, Мария, бесспорно, с самого начала не была духовно бедным человеком. Это видно из ее письма, полного одиночества и отчаяния, которое она пишет своему другу юности, уже будучи замужем за другим.
Меня всё спрашивают, была ли новая жена Родольфо — Мария Луиза, и я отвечаю: сама этого не знаю.
Но во всяком случае, друг потерял ее — была ли тому причиной смерть или утрата духовной связи.
Не знаю, хотели ли вы получить от меня именно такой ответ. Но мне лучше удаются романы и новеллы, чем письма.
С большим приветом
Ваша Анна Зегерс».
В новой повести Анны Зегерс заложен некоторый элемент поучения, сближающий ее с притчей. Достоверные бытовые картины взаимодействуют с вымыслом, репортаж о путешествии — с современной сказкой: так автор ставит перед своим читателем острые моральные проблемы — в художественно неожиданной форме.
Сколь бы ни были различны по манере произведения Анны Зегерс разных периодов, в ее художественном почерке есть характерные неизменные особенности. Одна из них — пристрастие к зримым лейтмотивам. Устойчивые, повторяющиеся предметные детали имеются почти в каждом ее произведении — они скрепляют сюжетное единство, пробуждают в читателе поток ассоциаций. В повести о рыбаках один из таких характерных предметных лейтмотивов — желтый платок Мари, который
Повесть «Через океан», согласно первоначальному замыслу — о котором еще несколько лет назад рассказывала писательница при личной встрече с автором этих строк, — должна была называться «Плоды этой земли». Название стало иным, но мотив плодов остался в тексте. Экзотические плоды, которые дарит щедрая земля Бразилии, — примета изобилия, красочности этой страны. Однако пассажиры парохода «Норвид», вдоволь отведавшие и ананасов, и авокадо, с удовольствием едят яблоки родной Европы, которые приберег для конца путешествия пароходный повар. Плоды своей земли особенно дороги им после долгой разлуки.
Каждый, кто внимательно читал роман «Седьмой крест», запомнил описания золотой осени в прирейнских деревнях, пейзажи, в которых отозвалась тоскующая любовь писательницы к своей родине в пору изгнания. На этих страницах «Седьмого креста» не раз упоминаются румяные созревшие яблоки — они сияют, как «бесчисленные маленькие солнца». Подобным же сравнением — яблоки, как маленькие солнца, — завершается повесть «Через океан». Так материализуется связь прославленного антифашистского романа Анны Зегерс с ее повестью, утверждающей любовь немцев ГДР к своей родной земле в ее нынешнем, социалистическом бытии.
Т. Мотылева
ВОССТАНИЕ РЫБАКОВ В САНКТ-БАРБАРЕ
AUFSTAND DER FISCHER VON ST. BARBARA
WEIMAR
1928
Перевод P. Гальпериной
I
Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре завершилось запоздалым выходом в море все на тех же условиях четырехлетней давности. С восстанием, в сущности, было кончено еще до того, как Гулля привезли в порт Себастьян и Андреас погиб при попытке укрыться в рифах. Префект отбыл, известив город, что спокойствие в бухте восстановлено. Да и в самом деле, Санкт-Барбара приняла свой обычный летний вид. Но и после того, как солдат отозвали и рыбаки, как всегда, ушли на лов, восстание еще долго медлило на пустынной, белой, по-летнему оголенной Рыночной площади, размышляя о своих сынах, рожденных, воспитанных и взращенных им и прибереженных для новой, лучшей жизни.
Рано поутру, в первых числах октября, Гулль на ржавом каботажном пароходике направлялся в Санкт-Барбару. Он плыл с острова Маргариты. После восстания в Себастьяне он все лето провалялся на лавке портового кабачка. Там он и вылечил огнестрельную рану в ноге — хромота значилась в розыскных документах его приметой.
Собирался дождь. Из трюма возле машинного отделения, куда заперли гурт баранов, доносилось блеяние. Запахи соленого воздуха, животных и машинного масла сливались в единый сладостный запах морского перехода. Стоя у поручней, Гулль следил за белой бороздой, рассекавшей за кормою море, она то зарастала, то снова расходилась, снова зарастала, снова расходилась, и так без конца. Все это нужно хорошенько запомнить, говорил себе Гулль, и не только пенную борозду, но и пуговицы на жилете капитана, и птиц в воздухе, и этот запах, все, все. Рядом через поручни перегнулась девушка, единственный, не считая баранов, пассажир на судне. Она сонно щурилась на воду из-под черных патл.