Восстание рыбаков в Санкт-Барбаре. Транзит. Через океан
Шрифт:
Теодозио устроил ее у Одилии. Об этом Теодозио и Одилия договорились заранее. Они ожидали девушку из Ресифи. Одилия, при всей своей простоте, была достаточно толковой, она взяла незнакомку под свое покровительство. Наверно, она еще долго прятала бы и кормила ее, если бы проклятые соседи не совали повсюду своего носа.
Девушка из Ресифи без промедления отправилась в путь — теперь полиция, конечно, сбилась со следа, — может быть, у нее и вправду были родственники или друзья в фавелах, а бедная Одилия осталась без пристанища. У нее не было никого, кроме прежних знакомых на рынке, а те могли предложить ей самое жалкое существование.
«Мы в то время давно уже были бразильскими подданными, — сказала Мария. — А для вас, иностранцев, было бы особенно опасно не донести на Одилию в полицию. Ты, Эрнесто, мог бы проболтаться, рассказать отцу».
Потом я как-то встретил Одилию на улице возле рынка. Она продавала фрукты и, верно, снова ночевала на рынке под каким-нибудь фургоном. Меня она не узнала, а я разговаривать с ней не стал.
Я рассказываю эти подробности потому, что они бросают свет на поведение Марии, на ее взгляды, какими они были в пору нашей светлой юности. Потом, уже в Германии, когда письма ее стали отчужденными, словно она вдруг перестала меня понимать, я каждый раз думал: нет, не может погаснуть то, что так сияло…
Тетя Эльфрида, прогнав Одилию, вскоре наняла белую девушку, к тому же немку. Ее звали Эмма. Она была родом из Санта-Катарины. Этот большой поселок, вернее, маленький городок, лежит в центре немецкой колонии. Бразильцы, живущие среди немцев-колонистов или в деревнях по соседству, и презирают их, и уважают одновременно. Уважают за неутомимое трудолюбие и честность. Презирают, пожалуй, за то же самые качества — ведь немцы-колонисты, не жалея сил, в необычайно короткий срок добились, что их скот, поля и мастерские стали лучшими в округе, и все это честным путем. Но достичь такого одним честным трудом невозможно, полагали их соседи.
Новая служанка тети Эльфриды была женщиной надежной и положительной. Мы, дети, невзлюбили ее с первого взгляда. Но удивительно, она совсем не замечала этого, напротив, привязалась к нам. Мария Луиза и позднее не расставалась с нею.
Я так много говорю об Эмме, потому что в дальнейшем она сыграет свою роль.
Тетя Эльфрида чуть не отослала ее обратно, услышав, какого жалованья та требует. «Столько платить я не могу и не буду», — воскликнула она. Но Эмма уже знала, что тетя Эльфрида держит маленький магазинчик, а по вечерам шьет блузки и юбки, поэтому она сказала: «Мне всегда хотелось служить в настоящей немецкой семье, но на меньшее жалованье я согласиться не могу. А что, если я буду шить для вас? Все равно я по вечерам никуда не выхожу, как это делают мулатки».
Подумав, тетя Эльфрида решила, что это предложение ей выгодно. Так оно и оказалось. У нее сразу стало гораздо больше свободного времени. Наполовину готовые вещи Эмма дошивала превосходно, точно по картинке. Хотя саму Эмму мы всегда видели в одинаково скучных юбках и блузках.
Они договорились, но оставалось одно препятствие — прескверная комнатушка в грязной, забитой хламом мансарде. Всю вину свалили на Одилию. И Эмма из Санта-Катарины немедленно принялась за уборку. Она взгромоздила башню из старых вещей и покрыла ее застиранной занавеской, выморила клопов из кровати и ее тоже покрыла старой занавеской. Стены выкрасила в золотисто-желтый цвет. По степам развесила картинки и изображение Христа — в Санта-Катарине
И хотя тетя Эльфрида тоже не испытывала к ней особой симпатии, Эмма быстро стала необходимой. Ей начали давать разные поручения, даже секретные, вы об этом услышите позже.
Лицо Трибеля вдруг осветилось радостью и стало почти счастливым. Он указал рукой на воду:
— Смотрите, скорее смотрите!
Вначале я подумал, что на солнце переливаются брызги пены. Но Трибель, радостный, каким я его еще не видел, объяснил мне, что это, и я сам увидел рыб, которые, словно танцуя, летели над поверхностью океана. Целые стаи рыб скользили и кружились в солнечном свете.
Мы стояли в тени, отсюда все было особенно хорошо видно, и к нам подбежали польские дети. Они не в первый раз видели летающих рыб, ведь им часто приходилось совершать путешествие через океан, но все равно удивлялись и радовались.
После полудня рыбы исчезли. Они не раз возвращались, пока мы плыли в южной части океана, и я так же, как дети и Трибель, радовался их полету. Не знаю почему, при виде их легче становилось на сердце.
Долгое морское путешествие я начинал почти с отвращением, не подозревая даже, сколько увижу нового. До сих пор я думал, что только на суше можно испытать такую радость, когда смотришь на хлеба, на луга, на деревья…
Трибель продолжал рассказывать, иногда задумываясь, иногда беззаботно и весело, то и дело останавливаясь, чтобы показать мне летящую рыбу или их стаю.
— Мы взрослели. Часто лежали на пляже, прижавшись друг к другу, в песчаной ложбинке или среди больших камней. В этом проявлялась наша взаимная привязанность, все было просто и естественно — никакого желания, никакой страсти. Мы спокойно смотрели на других юношей и девушек, чаще всего негров или мулатов, которые рядом, в такой же песчаной ложбинке, радостно и беззаботно предавались любви.
Нас это не занимало. Вовсе не занимало? Или еще не занимало? Мы не задумывались. Мария Луиза иногда касалась губами моего лба и вопросительно глядела на меня. Но я как маленький вскакивал и мчался прочь, а она меня догоняла. Мы снова бросались на песок, и я притягивал к себе ее голову. Только так проявлялась наша сильная взаимная привязанность — ничего мятежного, ничего необузданного.
Так я чувствовал тогда и позже, когда окончилось наше детство. Не могу поручиться, что Мария Луиза чувствовала то же, что и я.
Мы сдали выпускные экзамены. По совету отца и следуя собственному влечению я начал изучать медицину. Мария Луиза тоже советовалась с моим отцом. Ведь у нее не было никого, кто мог бы ей помочь. Планы на будущее мы связывали так же тесно, как было связано все в нашей юности. Отец посоветовал ей специализироваться в области детских болезней или детской психологии, если это ее привлекает. Он говорил с ней серьезно и внимательно.
Тетке ее, конечно, хотелось, чтобы Мария сразу же начала работать в магазине и привлекала как можно больше покупателей. Кроме того, как мне со смехом рассказала Мария Луиза, она постоянно твердила: «Девушки в твоем возрасте здесь обычно выходят замуж. Неужели у тебя нет серьезного поклонника? Этот Трибель, его нельзя принимать всерьез».