Восстание в казарме
Шрифт:
– Это вы можете узнать... в контрразведке.
– Он арестован?
– тихо спросил Сизов.
Женщина ничего не ответила. Она стояла, придерживаясь за косяк двери, и испытующе смотрела на незнакомого бородатого человека в крестьянском полушубке. Его речь, совсем не похожая на крестьянскую, не соответствовала внешнему виду.
– Вы знакомы с Николаем?
– спросила она.
– Нет. Но я надеялся его увидеть.
Женщина достала платок, вытерла глаза. Но слезы вдруг снова показались на глазах, и она
– Он не один, - едва сдерживая рыдание, сказала она.
– Многих арестовали. И каждый день берут. Как страшно...
Сизову хотелось успокоить эту женщину, хоть чем-нибудь облегчить её горе.
– Мужайтесь, Надежда Васильевна, - сказал он.
– Будем верить, что Николай Сергеевич скоро вернётся.
Она доверчиво посмотрела Сизову в глаза и спросила:
– Далеко наши?
– Недалеко. И мы готовимся к наступлению.
Надежда Васильевна снова вытерла глаза платком.
– Я бы пригласила вас домой, но боюсь, что за домом следят. Будьте осторожны!
– Нет, нет, - ответил Сизов.
– Я понимаю. Скажите, вы не слыхали такую фамилию - Грушин?
– Андрюша? Конечно.
– Где его найти?
– Он живёт в Кузнечихе, но где - точно сказать не могу. А работает он в казармах столяром. Вы его знаете?
– Нет. И его не знаю. Но постараюсь найти. Извините, Надежда Васильевна. Не отчаивайтесь и надейтесь!
Он пожал ей руку и вышел. И снова пошёл крестьянин по улице, неуклюжий в своём овчинном полушубке, робкий с виду, но сильный и решительный в стремлении к своей цели.
Нужно было искать Андрея Грушина - столяра архангелогородских казарм.
У городской тюрьмы Сизов увидел толпу женщин. Вероятно, это были жёны и матери заключённых, пришедшие сюда в надежде увидеть своих мужей и сыновей. Сизову вдруг захотелось подойти к этим женщинам и сказать им хорошие слова, ободрить их, вселить веру в будущее. Но он не мог этого сделать, и ему, мужественному человеку, стало горько и обидно за своё бессилие в эту минуту.
Он ещё долго шёл по улице, повторяя мысленно горячие ободряющие слова, которые ему нельзя было сейчас сказать вслух несчастным женщинам, толпящимся у тюрьмы.
3
Рядовой второй роты первого Архангелогородского полка Иван Лопатин стоял часовым у штаба. На душе было тоскливо. Вспомнилась родная деревня, дом, отец - сейчас он, должно быть, в лес за дровами уехал, а может быть, сидит в избе и чинит мерёжки. Мать у печки обрядню заканчивает... Заходит ли к ним Аннушка? Думает ли она о нём, о своём Ванюшке?..
Малограмотный, безропотный деревенский парень, Иван Лопатин был исправным солдатом. Он никогда не задумывался о службе. Приказывают - значит, служи. Прадеды, деды, отцы служили - значит, так нужно. Только на фронт ему ехать не хотелось.
А о фронте, который был совсем недалеко, в Архангельской губернии, в казарме поговаривали
Лопатин боялся таких разговоров и сторонился солдат, непочтительно отзывающихся о начальстве. Конечно, ему не хотелось ехать на фронт, но он никогда не осмелился бы поделиться этой мыслью даже с кем-нибудь из солдат.
Может быть, с фронта он вернётся невредимым, приедет в свою деревню, женится на Аннушке и заживёт с ней хоть и небольшим, да своим хозяйством. Чего ему ещё нужно?
Раздумье Лопатина прервал робкий голос человека, стоящего неподалеку от крыльца штаба.
– Служивый, как бы мне братуху своего повидать?
Бородатый мужик в полушубке переминался с ноги на ногу.
– Братуху? А какой он роты?
– Бог знает, какой роты. Столяром он тут робит при казарме. Грушин по фамилии.
– Так он служит или робит?
– Да не знаю я, мил человек. Знаю, что столярит.
Лопатин мог ответить просто и грубо: "Не знаю я никаких столяров. Проходи, не мешайся у штабу, не положено тут посторонним!" Но ему стало жалко мужика. Вот так ведь и его отец, Лопатина, может приехать, чтобы повидать сына.
– Тут по штабу какой-то ходит. Вон недавно у двери косяки подравнивал. сказал Лопатин дружелюбно.
– Увижу - скажу. Может, он и есть твой братуха. Только ты, папаша, отойди подальше. Тут посторонним не положено. Пойдёт, не дай бог, полковой, попадёт мне за тебя.
Сизов послушно отошёл, сказав прежде солдату, что будет ждать у церкви.
Уже подходило время Лопатину сменяться, когда из штаба вышел человек в ватнике, поверх которого был нацеплен парусиновый фартук. В одной руке человек держал ящик с инструментами. Столяр был высок, молод и красив лицом.
Он предъявил Лопатину пропуск и весело, даже насмешливо посмотрел ему в глаза.
– Какая фамилия ваша?
– официально спросил Лопатин.
– Грамотный - так читай.
– Грушин?
– спросил солдат, рассматривая пропуск.
– Ну, Грушин.
– Вон у церкви вас брат старшой дожидается.
Столяр снова взглянул в глаза Лопатину, на этот раз недоверчиво, спрятал в карман пропуск, тряхнул ящиком так, что инструменты звякнули. И пошёл к церкви. В этот момент у штаба появилась смена, и Лопатин, довольный, что помог человеку разыскать брата, сдал пост новому часовому.
4
Разговор у церкви продолжался недолго. Сизов и Грушин обменялись условными фразами, пожали друг другу руки и договорились встретиться вечером.