Восстание в крепости
Шрифт:
Подполковник смотрел на толстые каменные стены древней крепости, и сердце его наполнялось еще большей верой в то, что здесь, вдали от русской столицы, он непременно выполнит клятву, данную императору. Кавказ был для него только испытательным полигоном. Тут, на южных землях, он или оправдает доверие государя, или сложит голову, чтобы никогда больше не показываться ему на глаза. Впрочем, он твердо верил, что Кавказ, встретивший его удачей, удачей и проводит. Этот непреклонный оптимизм согревал сердце Добровольского, наполнял его сознание горделивым чувством превосходства над всеми, особенно сейчас, когда он
Бараки внутри крепости подполковник счел вполне пригодными для солдатских казарм. Несколько дней назад по приказу городского пристава некоторые из них, разрушенные временем, были капитально отремонтированы. Внутренняя крепостная стена, идущая параллельно внешней, более высокой, также была оштукатурена и приведена в порядок, чтобы по ней мог расхаживать часовой.
Закончив осмотр казарм, Добровольский направился к низенькому домику возле главных ворот крепости. Вынув из кармана ключ, полученный от пристава полчаса назад, он открыл дверь, миновал чистенький коридорчик и очутился в просторной светлой комнате. Из окна хорошо был виден крепостной двор. Подполковник остался доволен своим жильем.
К полудню в крепость прибыли обоз и кухня.
Таким образом, батальон был расквартирован.
Поздно вечером подполковник Добровольский возвращался в сопровождении адъютанта от пристава Кукиева в крепость.
На безлюдных улицах царили мрак и тишина. Перекрестки освещались тусклыми фонарями на низеньких деревянных столбах. Заметив в темноте яму или выбоину, услужливый адъютант кидался к своему командиру и поддерживал за локоть. К счастью, прохожих почти не было и никто не мог увидеть, что подполковник пьян. А он и в самом деле слишком часто останавливался и что-то бормотал себе под нос. Адъютант же подскакивал к нему с неизменным: "Что изволите, господин подполковник?" Добровольский некоторое время всматривался в лицо адъютанта, затем, махнув рукой, продолжал путь.
Перед духаном грузинки Агвы подполковник остановился. Сквозь расписные стекла двери на тротуар падал яркий свет большой керосиновой лампы.
Адъютант повернул голову и неожиданно увидел за дверями знакомые лица. Он подошел, прильнул к стеклу. Сизый табачный дым окутывал столики. За одним из них в самом центре духана сидел капитан Смирнов и капитан Гассэ. Перед ними стояла целая батарея бутылок. Ворот мундира у Гассэ был расстегнут. Размахивая рукой, он что-то говорил Смирнову. По-видимому, Гассэ был пьян. Люди за соседними столиками не спускали глаз с офицеров, в первый же вечер воспользовавшихся преимуществом, которого не имели их товарищи, расквартированные в крепости.
Адъютант так и застыл перед дверью, соображая, как ему ответить Добровольскому, если тот спросит, что он увидел в духане. Он знал, что подполковник обходился круто с офицерами, уличенными в пьянстве. Встретив как-то в одном из харьковских трактиров своего офицера, он в гневе залепил ему оплеуху и сорвал с плеч погоны. Но сейчас подполковник сам был пьян и едва держался на ногах.
— Эй, адъютант!
Офицер подбежал к нему.
— Слушаю вас, господин подполковник…
— Что это там?
— Духан, господин подполковник.
— Э, негодник… — Добровольский возвысил голос. — Чего ж ты суешься?!
Адъютант вздрогнул.
—
Добровольский нахмурился, помотал головой и сделал шаг в сторону духана.
— Есть, говоришь?.. Кто такие?
От страха, что Добровольский сейчас войдет в духан, у адъютанта пересохло в горле. Офицерам могло не поздоровиться.
Адъютант вытянулся перед командиром батальона, загораживая своим телом дверь в духан, и угодливо щелкнул каблуками.
— Наших там нет, господин подполковник. Одни местные жители… Пьянчуги!
Добровольский круто повернулся и двинулся по улице, чеканя шаг, стараясь показать, что он совсем не пьян.
Капитан Смирнов и Гассэ даже не подозревали, какой опасности им удалось избежать, благодаря находчивости товарища. У обоих уже шумело в голове.
Переступая порог этого незнакомого питейного заведения, офицеры были совершенно спокойны, так как считали, что их командир вернется от пристава Кукиева не раньше полуночи. Взводным было сказано, что они идут осматривать город.
Капитан Смирнов, высокий узкоплечий мужчина с нервным худощавым лицом, не был сторонником этого "похода". Однако ему пришлось в конце концов сдаться под натиском настойчивого Гассэ. Он пошел с условием, что выпьет только один стакан водки и тут же вернется назад. Но едва хмель затуманил их головы, Гассэ заставил товарища выпить второй, а затем и третий стакан. Впрочем, Смирнов уже и не сопротивлялся.
Офицеры пили наравне, но водка по-разному действовала на них. Глаза у Смирнова сделались стеклянными, лицо еще больше вытянулось, углы губ опустились, рот стал уродливым. Время от времени он тяжело поднимал голову и с подозрительностью озирался на окружающих, тараща свои голубые, налитые кровью глаза.
Что же касается Гассэ, то у него только изменился цвет лица: на бледно-розовых щеках выступили красные пятна. Однако, по мере того как количество бутылок на столе росло, он все больше входил в раж, воодушевлялся и громко разглагольствовал, не обращая при этом внимания, слушает его Смирнов или нет.
Среди офицеров батальона Гассэ слыл отчаянным кутилой. Всем было известно пристрастие молодого капитана к водке, из-за которой он имел немало неприятностей по службе. Однажды его даже едва не понизили в чине. Выручила бабка-графиня, живущая в Петербурге, — прибегла к помощи одного из своих знакомых, влиятельного высокопоставленного лица.
Зачисление капитана Гассэ в особый батальон, которому предстояло отправиться на Кавказ, также произошло не без участия престарелой бабки-графини. Не каждому офицеру могло улыбнуться счастье попасть в батальон, созданный по высочайшему повелению императора всероссийского и призванный выполнять важные государственные задания. Многие не смели даже мечтать об этом.
Впрочем, успехом, выпавшим на его долю, Гассэ был обязан не только стараниям своей бабки-графини. В этом была и кое-какая личная его заслуга. Харьковское жандармское управление, участвовавшее в подборе кадров для формируемого особого батальона, дало на Гассэ лестную характеристику, в которой, в частности, отмечалось, что "капитан Гассэ зарекомендовал себя верным государю императору солдатом при подавлении волнений в Харькове и его окрестностях в 1905–1906 годах".