Восстание
Шрифт:
Еще он расскажет одну притчу. Он слышал ее от очевидцев, побывавших у русских в плену. Те говорили о том, что русские все божьи храмы превратили в силосные башни. Если бы в этом была крайняя необходимость, конечно, он сам отдал бы свой собор под склад для продуктов. Ради блага прихожан он готов был бы пойти даже на такой шаг. Однако ему рассказывали, что русские в одном очень известном храме устроили кинотеатр, где демонстрировали фильмы наподобие «Броненосец Потемкин». Этот фильм Пляйш тоже видел. Нет, нет, этот фильм он смотрел не в Вальденберге.
Фильм этот, откровенно говоря, потряс его, особенно то место, где детская коляска с младенцем катится вниз по огромной лестнице. Такую картину не в силах забыть ни один человек на свете! А он тоже всего-навсего простой смертный… Он пошел на этот фильм из чистого любопытства. Пляйш не мог бы назвать ни одного американского фильма, который бы показывали в церкви, не говоря уже о том, чтобы американцы столкнули на лестницу коляску с грудным ребенком… Обо всем этом он и расскажет американцам.
Постепенно лес по обе стороны дороги начал редеть, затем пошли кусты, а метров через двести перед взором путника раскинулись поля, на которых местами появились зеленые всходы.
До города, где стояли американские войска, оставалось не меньше десяти километров, однако американцы встретились Пляйшу раньше, чем он предполагал.
Неожиданно дорога оказалась перегороженной колючей проволокой. Пляйш остановился. Неподалеку от дороги в удобных креслах с высокими спинками развалились два американских часовых, закинув ноги на спинки стульев и прислонив к ним свои автоматы.
Американцы долгим внимательным взглядом смерили священника, но ни один из них не пошевелился.
Священнику показалось, что они разглядывают его с таким же любопытством, с каким в зоопарке обычно разглядывают диковинного зверя.
Священник в недоумении переступал с ноги на ногу, дожидаясь, когда же часовые наконец соблаговолят заговорить с ним. Однако, так и не дождавшись, сказал с достоинством сам:
— Доложите обо мне своему офицеру! — И сделал движение, похожее на легкий поклон.
Американцы не удостоили его ответом, однако один из часовых лениво поднялся, взял в руки карабин и, подойдя вплотную к заграждению из колючей проволоки, внимательно осмотрел священника с ног до головы.
— Вы меня понимаете? — спросил Пляйш американца. — К сожалению, я плохо говорю на вашем языке, очень плохо.
Часовой просунул карабин между проволокой и толкнул священника прикладом в живот. Пляйшу пришлось на шаг отступить.
— Выложи все из своих карманов на дорогу! — приказал ему часовой.
Пляйш начал быстро очищать свои карманы. Он торопился, боясь разозлить солдата, но постепенно до него дошло, что это унизительно, и движения его стали более медленными. Затем Пляйш выпрямился, сощурил глаза и, подбоченясь, чего никогда не делал, так фыркнул на американца, что у того от удивления глаза на лоб полезли. Часовой поправил каску и посмотрел на тщательно сложенный чистый носовой платок,
— Немедленно проводите меня к вашему офицеру, иначе вам здорово попадет! — настойчиво потребовал Пляйш. — Я хочу сделать очень важное сообщение!
Часовые удивленно переглянулись. Они подошли к заграждению и открыли проход.
Пляйш подобрал свои вещички и прошел сквозь проход. Один из часовых повел его в палаточный лагерь, разбитый на большом зеленом лугу. Военные машины стояли прямо в поле.
Наконец они пришли к небольшому домику на опушке леса.
Пожилой, с невзрачной внешностью офицер недружелюбно спросил:
— Кто вы такой? Откуда? И чего хотите?
— Я хочу говорить с высокопоставленным офицером, — ответил ему Пляйш.
— Рассказывайте!
— А что вас интересует?
— Все.
Пляйш как-то растерялся.
— Вы заявили, что у вас есть важное сообщение для нас. Так говорите же! У нас нет времени. Боюсь, вы ничего не знаете, что бы нас интересовало.
— В Вальденберге, откуда я прибыл, разгромлены старые органы власти. Мне удалось ночью выбраться из города. Если б меня поймали, то… Вы понимаете? В Вальденберге война еще не кончилась, там она продолжается. Никаких оккупационных властей в городе нет! На улицах не видно ни одного солдата. Мы остались одни-одинешеньки. В таком одиночестве мы еще никогда не были. Коммунисты рвутся к власти. Таково положение в городе. Вас это устраивает? Честных людей в Вальденберге преследуют, как каких-нибудь преступников. Все по-христиански настроенные жители города послали меня к вам за помощью. Я уполномочен вести с вами переговоры.
Священник замолчал и посмотрел на американца, стремясь отгадать, какое действие произвело его сообщение.
— Рассказывайте дальше! — потребовал американец.
— Коммунисты выпустили из тюрьмы на свободу всех преступников, хотя многие из заключенных отнюдь не заслуживают этого. Коммунисты сажают в освободившиеся камеры нацистов. Среди них очень много честных людей, и все они — христиане. Я далеко не уверен, что арестованные при таких условиях могут остаться в живых, если им не будет оказана соответствующая помощь извне.
Пляйш во все глаза смотрел на американца, все еще не понимая, какое впечатление произвел его рассказ: по лицу офицера этого нельзя было понять.
— Благодарю вас за сообщение, — сказал американец и проводил Пляйша к двери.
У домика стоял джип, который увез священника в неизвестном направлении.
Раубольд послал товарищей за Пляйшем, Феллером и Каддигом.
Нужно было решить, как лучше собрать жителей города на митинг, как выпустить листовки, на которых бы рядом с подписями коммунистов стояли подписи людей, которые не имеют с ними ничего общего.