Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
Шрифт:
— Торопись! — Он встряхнул ее. — Если меня схватят, это будет конец Эльфхейма. Каждая минута на счету.
Альвиня постояла молча, потом повернулась и выглянула через большое застекленное окно в мир, где облака поглотили месяц, а замерзшая земля ждала в тишине рассвета.
— Действительно, — сказала она. — Ты прав. Естественно, ты хочешь как можно скорее вернуться к своей любимой Фреде.
Она отвернулась от него и беззвучно засмеялась.
— Хочешь знать, кто был твоим отцом, Скафлок? Сказать, кто ты на самом деле?
Юноша
— Молчи! Ты слышала, что сказал Тюр?
— Закрой мне рот поцелуем, — ответила она.
— Я не могу ждать… — начал он, но потом повиновался.
— Ну, теперь пойдем?
— Холоден был этот поцелуй, — пробормотала она. — Холоден, как повииность. Что ж, пошли. Но ты обнажен и без оружия. Оборотнем ты не сможешь забрать отсюда железный меч, поэтому оденься. — Она открыла сундук. — Вот рубаха, штаны, сапоги, плащ и все, что пожелаешь.
Скафлок торопливо оделся. Богато расшитые одежды наверняка принадлежали когда-то Имрику, а потом были перешиты для Вальгарда, потому что подошли ему идеально. На пояс он повесил топор. Лея накинула на себя огненно-красный плащ и повела его к другой лестнице.
Они спускались все ниже. На лестнице было холодно и царила глубокая тишина, но напряжение казалось невыносимым. Один раз они наткнулись на какого-то тролля, стоявшего на страже, и Скафлок уже потянулся за топором, но стражник только склонил голову, приняв его за подменыша. Ведя жизнь изгнанника, Скафлок отпустил бороду и стриг ее так же коротко, как и Вальгард.
Они достигли подземелий, где сырой мрак лишь изредка разгонялся светом факела. Шаги Скафлока будили громкое эхо в коридорах, а темнота казалась осязаемой. Лея шла легко, не говоря при этом ни слова.
Наконец они дошли до места, где на каменной стене виднелись более светлые следы цемента, по которому Имрик когда-то начертал рунические знаки. Рядом виднелась запертая дверь. Лея указала на нее.
— В этой камере Имрик держал мать подменыша, — сказала она. — Теперь он сам в ней, подвешенный за пальцы над негасимым огнем. Напившись, Вальгард развлекается, хлещет его бичом.
Скафлок так сильно сжал пальцы на рукояти меча, что они побелели. Но в глубине души он задавал себе вопрос: разве судьба Имрика хуже того, что он уготовил троллице, и кто знает, скольким другим? Разве Фреда — или Белый Христос, о котором она немного рассказала ему, — не правы, говоря, что зло рождает еще большее зло и тем самым приближает Рангарек?
Не пришло ли время гордости и мести уступить место любви и прощению, являющимися не достойными презрения слабостями, а величайшей победой, доступной человеку?
И все же Имрик воспитал его, а Эльфхейм был его родиной…
Почему он не мог узнать тайну своего рождения? Скафлок ударил топориком по стене.
Вдали послышались крики и топот ног.
— Тревога, — прошептала Лея.
— Думаю, нашли стражника, которого мне пришлось убить, — Скафлок ударил
— Они видели, как ты входил в замок? — спросила альвиня.
— Меня могли заметить в виде орла. — Топорище переломилось. Скафлок выругался и продолжал бить обухом.
— Если Вальгард узнает об орле, он может догадаться, что это не простое убийство. А если он, прикажет солдатам обыскать замок и нас найдут… Торопись!
Шум наверху усиливался, но здесь, внизу, он казался тише скрежета металла о камень или извечного звука капающей воды.
Скафлок вложил острие топора в щель и сильно нажал. Один, другой, третий раз — и камень выпал.
Юноша сунул руку в темную нишу и достал оттуда меч.
Обе части сломанного клинка были в земле. Когда-то меч этот был обоюдоострым и таким большим и тяжелым, что только самые сильные воины могли им владеть. Хоть и долго пролежал он в тайнике, но не заржавел, остался острым, как бритва. Гарда, рукоять и набалдашник эфеса зловеще поблескивали. На них выгравировали силуэт дракона таким образом, что они образовывали его хвост, туловище и голову, а заклепки казались сокровищами, на которых он сидит. Вдоль темного клинка тянулись руны, которых Скафлок не сумел прочесть, однако почувствовал, что самые могучие из них — на рукояти.
— Оружие богов, — сказал он. — Надежда Эльфхейма.
— Надежда? — Лея отпрянула, подняв руку, словно желая что-то оттолкнуть. — Кто знает? Сейчас, когда он у нас, мне кажется…
— О чем ты?
— Разве ты не чувствуешь силы и голода, заключенных в стали и держащихся в узде только этими рунами? Меч может брать свое начало от богов, но он им не принадлежит. На нем лежит проклятье, Скафлок, он принесет гибель всем, оказавшимся рядом с ним. — Она задрожала, но не от промозглого холода подземелья. — Я думаю, Скафлок, лучше всего снова замуровать этот меч.
— А на что-то другое можем мы рассчитывать? — Он обернул обе половины меча плащом и сунул подмышку. — Идем отсюда.
Лея неохотно проводила его к лестнице.
— Это будет опасно, — сказала она. — Нас наверняка заметят. Позволь мне говорить за нас обоих.
— Нет, ведь из-за этого ты окажешься потом в опасности… разве что уйдешь со мной.
Она обрадованно повернулась.
— Значит, ты беспокоишься за меня?
— Да, конечно, как и за весь Эльфхейм.
— А… Фреда?
— О ней я беспокоюсь больше, чем обо всем остальном мире, больше, чем за богов, людей и Страну Чудес, вместе взятых. Я люблю ее.
Лея отвернулась и сказала бесцветным голосом:
— Я сумею вывернуться. Всегда можно сказать Вальгарду, что ты меня заставил или обманул.
Они вышли наверх. Там царила суматоха, стражники бегали взад-вперед.
— Стой! — заорал какой-то тролль, заметив их.
Бледное лицо Леи вспыхнуло от гнева, как лед, освещенный отблесками огня.
— Ты смеешь останавливать своего ярла? — спросила она.