Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Андерсон Пол Уильям

Он не сказал ей, что этот трехмерный звездный проектор предназначался, главным образом, для визитеров. Даже самое незначительное астрономическое расстояние слишком велико для того, чтобы любая из живописных карт, показываемых этим прибором, имела какую-либо ценность. Настоящая информация хранилась в ячейках памяти невзрачных компьютеров, которые были надежно скрыты от взоров праздной публики.

Въезжая сегодня на территорию Центра, Фландри вспомнил этот небольшой эпизод. Окончился он к обоюдному удовольствию, и вот сейчас вспомнился снова.

Вокруг него уходили вверх многоцветные стены, такие высокие, что флюоропанели на низших уровнях

должны были постоянно светиться. Подъемники, подобные клубку спутанных лиан, громоздились между ними, уходя вершинами к облакам и солнечному свету. Воздушное движение наполняло небо жужжанием и блеском, и рисунок его танца был слишком насыщенным и сложным для чего угодно, кроме контролирующего электронного мозга; внизу движение было не менее обильным: транспорт заполнял башни, глубины тоннелей и камеры под тоннелями. Все эти машины и автобусы, воздушные и наземные, создавали шум не громче легкого шуршания эскалаторов, но все же голос или шаги в нем терялись. Адмиралтейский Центр жил в этом звуковом смоге, среди круглосуточного жужжания, похожего на то, что издает пчела, летающая над цветами — рабочее жужжание.

Здесь было средоточие имперской силы, отсюда Земля правила сферой неправильной формы диаметром в 400 световых лет, содержащей приблизительно четыре миллиона солнц, из которых сто тысяч тем или иным способом платили ей дань.

При беглом осмотре все это внушало гордость. Но если посмотреть глубже…

Фландри очнулся от своих раздумий. Его кэб скользил к штаб-квартире «Интеллидженс». Он в последний раз затянулся сигаретой, затушил ее о диспозер и одернул мундир. Он предпочитал более франтоватый его вариант с таким числом элегантных отклонений от нормы, какое только позволялось весьма снисходительным уставом — и даже чуть большим. Но когда тебя отзывают из отпуска через несколько дней после его начала и приказывают доложиться самому адмиралу Кераскову, лучше предстать перед его взором в строгом белом кителе и брюках, причем последние должны быть заправлены в ботинки, с ремнем вместо шарфа на талии, в просторном сером плаще и фуражке, сидящей так, чтобы кокарда с изображением солнца находилась точно над серединой лба.

«Рубище и пепел были бы сейчас куда уместнее, — мрачно подумал Фландри. — Три, подумать только, три великолепные девушки, готовые и жаждущие отпраздновать неделю его рождения, которая началась бы завтра в гостинице „Эверест“ с меню, на составление которою я убил два часа. И мы бы продолжили этот день достаточно недурно для того, чтобы доказать, что четверть столетия не такая уж страшная цифра. И на вот тебе!»

Машина, находящаяся в здании, договорилась с той, что была в кэбе и Фландри был поднят на пятидесятый уровень гаражного крыла. Включились гравзы. Он вручил свою карточку мэтру, тот перенес запись и запер дверь. Моряк-охранник у входа с помощью другой машины проверил идентичность его личности и подлинность вызова и позволил ему войти. Он прошел через несколько коридоров, пока не достиг нужного. Он неустанно шагал по лестнице, предпочитая собственное движение механическому бегу эскалатора.

Толпа двигалась мимо и растекалась по кабинетам. Она состояла из служащих всех чинов — от младших техников до адмиралов, в чьих головах вполне могла бы покоиться безопасность тысячи миров, и из ученых, которым с трудом удавалось защищать Империю от остальной вселенной, полной смертоносных сюрпризов. Вне всякого сомнения, все они были гуманоидами. Формы, цвета, слова, запахи, осязательные

сигналы, когда он касался рукавом чужой кожи, неслись мимо Фландри в бесконечной хаотической круговерти.

«Толкотня, суета, поспешность, стремительность, беготня, беготня, беготня, — произнесла его досада. — Работа и работа, ибо ночь грядет — Долгая Ночь, когда Империя падет и погребет людей под своими руинами. Ибо можем ли мы вечно оставаться хозяевами пусть даже нашей незначительной россыпи звезд на краю такой огромной Галактики, что нам никогда не познать и десятой ее доли? Возможно, нам никогда не удастся узнать больше того кусочка спирали, который нам уже известен. Да ведь мы не посетили и половины солнц того кусочка микропространства, на которое претендуем!

Наши предки были мудрее: когда ад вырвался на свободу, и их цивилизация была готова разлететься на куски, они залатали ее Империей и создали имперские силы. Но мы потеряли волю. Слишком легко нам все удавалось. А теперь на наших флангах — марсейане и бетельгейзиане, и варвары нажимают на нас извне… Почему я, собственно, должен беспокоиться? Когда-то карьера во флоте казалась мне вершиной славы. Потом я увидел обратную ее сторону. На любой другой службе я чувствовал бы себя гораздо лучше.»

Его остановила какая-то женщина. Должно быть, она оказалась здесь случайно — гражданские служащие не имели права появляться здесь в таких вот радужных одеяниях. Она же была создана именно для такого.

— Прошу прощения, — произнесла она. — Не могли бы вы мне сказать, как найти кабинет капитана Яна Ли? Боюсь, что я заблудилась.

Фландри поклонился.

— Конечно, моя госпожа. — Он отчитывался в этом кабинете по прибытии на Землю и теперь дал ей подробные наставления.

— Передайте ему, пожалуйста, что капитан-командор Фландри считает, что он — капитан-счастливчик.

Она взметнула ресницы.

— О, сэр, — дыхание ее заметно участилось, в глазах блеснули лучики. — Я заметила, что вы из «Интеллидженс». Вот почему я вас спросила. Должно быть, это восхитительно! Я была бы счастлива…

Фландри просиял.

— Ну, поскольку мы оба знаем Яна Ли…

Они обменялись именами и адресами. Она ушла, покачивая бедрами и Фландри продолжил свой путь. Настроение его сразу поднялось.

«В конце концов, другая работа может оказаться просто скучной. — Он дошел до своего любимого места. — Вот здесь я сяду в лифт».

Переступив через порог, он расслабился, ожидая когда его поднимет мегагравное поле. Вернее, попытался расслабиться, но не преуспел в этом намерении на все сто процентов. Вне зависимости от перспектив знакомства с привлекательной женщиной, вновь испеченный лейтком, выбранный для личного интервью с подшефом операции, неизбежно обнаружит сухость в горле и влагу на ладонях.

Он приложил ладонь к нужному углублению, поднялся на девяносто седьмой уровень и снова пошел по коридору. Здесь было тихо. Редкие негромкие голоса и случайное жужжание машины лишь подчеркивали тишину, царящую в этих суровых стенах. Все, кого ему пришлось здесь встретить, были выше его чином, взгляд у всех был отрешенный, а мысли блуждали среди далеких солнц. Дойдя до отдела Кераскова, он обнаружил, что вместо секретаря здесь сканер, а микрофон вделан в компьютер, впрочем, не достаточно совершенный для того, чтобы назвать его мозгом. Больший был и не нужен — основная фильтрация производилась на низших стадиях. Фландри топтался перед дверью не больше пяти минут, потом ему велено было войти.