Восточная Пруссия глазами советских переселенцев
Шрифт:
везде хвалился, что у него жена-красавица. Когда я шла по улице, то в открытые
окна на меня смотрели люди.
У моего нового мужа, хотя мы и не расписывались, были из-за меня
неприятности. Его вызывали на заседание партийного бюро, уговаривали бросить
меня, пока не поздно, что потом ему будет сделать это гораздо сложнее, что ему
никто не даст зарегистрировать наш брак, что я была замужем за немцем и у
меня немецкое гражданство. Но мой муж
родились сыновья, и в семье стало четверо детей. Все дети были на моей
фамилии, и он из-за этого очень переживал и даже предложил мне, чтобы мы не
регистрировали нашего второго ребенка, если нам не дадут возможность
оформить наш брак.
Когда в 1956 году я нашла своих родственников в Германии, то у моего
первого мужа там уже была вторая семья, был ребенок. И если бы я уехала,
то здесь семья была бы разбита и там вторая семья моего мужа была бы
разбита. Кроме того, я была благодарна своему второму мужу за то, что он
спас моих детей от первого брака от голодной смерти. Вот почему я
осталась в России.
Когда в 47-м шло выселение, мой муж съездил в Литву и там за
пятьдесят рублей раздобыл заверенную справку, что я литовка. Перед
выселением всем немцам через участкового милиционера сообщали, что
200
мы должны будем уехать; сказали, сколько и чего можно брать с собой в
дорогу. Я с детьми тоже попала в списки выселяемых. С другими немцами
прибыла на вокзал. На вокзал приехал и мой муж. Перед этим он выпил в
столовой. Его там увидели офицеры милиции, которые знали, что он живет
с немкой. Они спросили у него: «Ты тоже свою отправляешь?» — Он
ответил утвердительно. На это офицеры сказали: «Дурак! Если любишь —
беги и забери их!»
Я с детьми была уже в вагоне. Погрузкой немцев в вагоны
распоряжался какой-то полковник. Мой муж был тогда при орденах. Он
подбежал к полковнику и спросил его: «Какое право имеют отправлять
советских граждан в Германию? Ведь она же литовка! Кто за это ответит?»
Муж просил у полковника разрешения съездить со мной к генералу
Навалихину. Он показал полковнику свой партбилет и спросил его, почему
ему
женщина — литовка. Мужу разрешили. Он со мной поехал к генералу. К нему
в кабинет он зашел один, а когда вышел, то на моем пропуске на выезд в
Германию было написано рукой генерала: «Оставить».
Когда я вернулась с мужем и детьми домой, то у всех соседей от
изумления глаза полезли на лоб: ведь милиция их просила проследить,
чтоб я уехала вместе с детьми.
В сорок восьмом году отправили не всех немцев, оставили нужных
специалистов. Окончательно всех выселили в пятьдесят первом году. Тогда
же меня опять решили выселять. Но в это время у нас был общий сын, и
муж написал Швернику в Кремль, что свою жену никуда не отправит. Через
две недели пришло указание из Москвы о выдаче мне советского паспорта.
Меня в УВД спросили, когда выдавали паспорт, кто же я на самом деле:
литовка или немка? Я ответила, что немка. Тогда меня спросили, почему я
врала? Я сказала, что не хотела уезжать.
Отношение переселенцев к депортации немцев
Разным было отношение советских людей к выселению немцев. Были и
равнодушные, и удовлетворенные этой акцией. «Русские спокойно относились к
выселению. Что они были, что нет» (Маргарита Павловна Алексеева). «Тогда все
равно было, все относились безразлично, — говорит Мария Николаевна
ТокареваИ сейчас думаю, что правильно их выселили».
Мы им очень сочувствовали, вспоминает Нина Моисеевна Вавилова, —
говорили: «Зачем вы их выселяете, ведь они же нам никакого вреда не делают?»
А нам отвечали, что йз Москвы пришло указание выселить всех до последнего
человека.
Судя по интервью, сочувствуя и жалея немцев, немногие из переселенцев
тогда считали депортацию мерой несправед ливой.
— Мы верили, — говорит Петр Тихонович Шевченко, ^что выселение само
собой нужное дело. Сейчас думаю, что жили бы они здесь, да и жили. Они нам не
мешали.
— Нужно было спрашивать их желание, — добавляет Вера Алексеевна
Амитонова. — Кроме того, применить классовый подход. А то ведь выселяли
рабочих, крестьян.