Восточная Пруссия глазами советских переселенцев
Шрифт:
его отстроила сама. Только город был чище, несмотря на развалины.
Екатерина Петровна Кожевникова:
— Зла на немцев не было. Какая-то щемящая боль была за этот народ. Вот,
потерпели мы, конечно, больше всех в мире потерпели. Но чтобы вспомнить
когда-то, что над нами издевались и расстреливали, сколько крови пролили — не
было этого. Не было ненависти к ним. Просто чувство сожаления, что им тоже
нелегко было покидать то, что было нажито, землю, где
культура их вызывает восхищение. Если даже буду сравнивать со своим Курском
— никакого сравнения. Даже сейчас, даже в наше время. Русские строят топорно,
по-собакевически, то есть огромно так, много территории. Здесь все сжато,
культурно. И, притом, здесь каждых участок земли использовался с делом. Надо
не уничтожать, а поддерживать эту культуру и воспитывать на ней молодежь. Я
считаю, немцам надо приезжать сюда, нам — ездить туда, и нашим детям и
внукам. Они трудолюбивые, чистоплотные, прекрасный народ, ничего не
скажешь. То, что бесноватые фюреры рождаются — они в любом народе могут
родиться, не только у немцев. Я не хочу перечеркивать все, как перечеркивают
многие люди сейчас. У нас было много темных пятен в истории, но было и
хорошее. Пусть мы жили небогато, но мы считали, что мы жили хорошо, мы жили
не напрасно. Умели веселиться, умели и работать, причем работать с полной
выкладкой.
Анна Алексеевна Бойко:
Первое время отношение к этой новой территории было как к чужой земле.
Но человек ко всему привыкает. Мы построили здесь одинаковые дома в отличие
от непохожих друг на друга немецких зданий. Принесли сюда свою культуру,
полностью уничтожив культуру истинных хозяев. И зажили своей советской
жизнью. Трудно сейчас говорить о допущенных ошибках. Время было иное,
отношение ко всему совершенно иное. Конечно, очень жаль Королевский замок,
все то, что мы необдуманно разрушали. Но в то время нам казалось, что мы
делаем все правильно. Но в любом случае, что толку говорить сейчас о
допущенных ошибках? Надо постараться спасти сейчас то, что еще в наших
силах. Тем более, что, прожив в Калининградской области всю жизнь, я не могу
иначе относиться к ней, как к своей родине. Эта земля вправе оби-
203
жаться на нас, но мне кажется, что мы стали ей, несмотря ни на что,
дороги. Так что для многих из нас Калининград стал своеобразным
магнитом. Имя которому — родная земля.
Анна Ивановна Рыжова:
— Советский принцип: к новому
примесью национализма. Осуждать нельзя: война только что кончилась.
Калининград — город советский, со всеми плюсами и минусами. Город, неумело
построенный на руинах некогда царственного града, не сохранивший ни его
величия, ни своеобразия его. Город никакой культуры. Но призрак Кенигсберга
витает над городом. Он-то и не дает людям покоя.
Иван Егорович Дынин:
— Сделано очень много. Сделано все правильно. Восстановили города.
Построили в Калининграде эстакадный мост. Полгорода вновь выстроили. К тому
же много лет колебались, даже Хрущев, строительства по-существу не было.
Думали, что обратно будем область отдавать.
У немцев за многие столетия столько не сделано, что сделано сейчас в
Калининграде. А в Краснознаменске! Построили больницу, райком, райисполком,
новые кварталы, дома двухэтажные. Краснознаменск стал на город похож. Много
усилий и труда вложено. Сейчас мы считаем эту область родным краем.
Александра Ивановна Митрофанова:
Щ- Первый раз на родину, во Владимирскую область, через восемь лет
поехали. Потом еще четыре года прожили, поехали. И вот я три года назад
ездила. Не хочу больше туда ехать. Все равно, вот два-три дня я там гощу, и
домой тянет. Домой хочу. Мне говорят: «Куда —I домой? Где твой дом?
Здесь твоя родина!». —- «Нет, — говорю, — теперь моя родина там». А
сейчас мужа здесь схоронила, теперь я отсюда никуда. Дети все здесь.
— А у вас не было такого ощущения, что вы на чужой земле живете?
— Нет. А что мне было терять? Муж —- со мной, дети Щ со мной.
— А вы не боялись, что что-нибудь изменится и сюда немцы вернутся?
— А вот же знаете, не помню в каком году, кажется, в пятьдесят третьем,
была заварушка. Мы уехали обратно на родину, пожили там пять месяцев и
обратно вернулись.
— А что за заварушка была?
— Не знаю, разговор был такой, что война, война, война. Такой вот страх
был.
– г—Это после смерти Сталина?
— Да, вот Сталин умер и началось. А потом пожили, и я говорю: «Пусть летят
пули, пусть гром гремит, но я обратно вернусь». И как сюда опять приехали,
купили телочку, вырастили корову и обратно здесь зажили. А теперь дай мне там