Восточный плен. Княгиня
Шрифт:
Мари с любопытством стала наблюдать за последующими действиями хозяина лавки. На её родине беднягу давно бы уже погнали кнутом или палками. Но Мурад-бей даже не переменился в лице, его черты хранили прежнее спокойствие и добродушие:
– Воды, – протянул осипшим голосом нежданный гость.
– Мальчик мой, – обратился к Арифу-паше старец, – принеси этому доброму человеку стакан воды и хлеба.
Ариф кивнул и скрылся в подвесных ковровых коридорах. А Мурад-бей жестом пригласил человека пройти в его лавку.
Мари было так странно и в то же время так спокойно… Её немного удивило такое вольное и
Раздумья Мари прервал этот самый несчастный. Он как-то резко качнулся и после буквально согнулся пополам в приступе раздирающего кашля.
Ни на секунду не задумавшись о последствиях, Мари метнулась к несчастному, успев его подхватить, прежде чем тот начал валиться на дощатый пол.
– Что с вами?.. – вырвалось на родном языке.
Обхватив обеими руками огромного по сравнению с ней мужчину, она провела его к креслу, на которое указал Мурад-бей.
Не в состоянии ни на миг остановить лихорадочный приступ лающего кашля, мужчина крепко прижимал обе руки ко рту, тем самым не позволяя себе сделать вдох. Лицо его к тому же было основательно перемотано ветошью, что ещё сильнее затрудняло дыхание.
Когда Мари попыталась снять с его головы удушающее тряпьё, он, перехватив её руку, с завидной для этого состояния силой отвёл её от себя. В этот момент кусок материи сполз с нижней части его лица, и взору Мари открылись резко очерченные губы и яркая струйка алой крови, сверкающая на нижней губе.
Словно окаменев в этот момент от страшной догадки, Мари безошибочно узнала причину недомоганий несчастного. А главное, она помнила, каким быстрым и безжалостным мог быть конец от этой болезни.
Чахотка унесла первого мужа Мари, Алекса. Тогда молодая графиня Валевская была совсем ещё юна и неопытна. Страшась недуга супруга, она практически не прикасалась к нему, даже боялась говорить с ним в его последние жуткие дни.
Вспомнив прошлое, она ощутила вновь свою вину перед больным мужем, беспомощность, стыд и сожаление. Мари сама не смогла бы себе объяснить, отчего она порывисто опустилась рядом с больным мужчиной на колени, но она отчётливо произнесла на турецком:
– Я могу помочь. Я знаю как!
Красивые глаза смотрели на неё с удивлением сквозь прореху в грязной истлевшей ткани.
– Снимите это, – указав на тряпку на его голове, скомандовала она.
Вторая волна подступающего кашля заставила мужчину повиноваться. Позволив Мари освободить от ветоши хотя бы нижнюю часть лица, он вновь погрузился в терзающий грудной кашель, напоминающий безудержный лай.
Мари не заметила возвращения Арифа, но она почувствовала его присутствие спиной.
Ни слова не говоря, он протянул ей кружку с водой.
Наспех его поблагодарив, Мари прибавила:
– Попросите его попытаться сделать глоток. Пусть попробует дышать ровнее… Насколько это возможно.
Ариф кивнул и перевёл мужчине просьбу Мари.
Распахнутые глаза из прорези с нескрываемым живым интересом неотрывно наблюдали за действиями женщины.
Вытащив из-за пазухи белоснежный льняной платок – он был неотъемлемой частью женского гардероба в подобном климате, –
– Пейте…
Когда губы мужчины крепко сжались и дыхание чуть успокоилось, он начал понемногу высасывать из ткани живительную влагу.
– Вот и хорошо… Молодец… Правильно… – кивала, подбадривая и успокаивая его, Мари. – Пейте, пейте…
После пяти глотков незнакомец устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла.
Мари отёрла ему губы и, поднявшись с колен, встретилась с тяжело-задумчивым взглядом Арифа.
– Нам пора, – произнёс он и стремительно вышел из лавки торговца.
Только когда колокольчик звякнул, а двери захлопнулись, Мари перевела удивлённый, непонимающий взгляд на Мурад-бея.
– К котлу ума нужен ещё черпак счастья, – только и произнёс старик.
Но Мари, не поняв его слов, поклонилась и вышла вслед за Арифом, звякнув на прощание колокольчиком входной двери.
Глава 3
Абдул-Меджид, тридцать первый султан Османской империи, старший сын Махмуда Второго, сидел напротив Арифа-паши за массивным письменным столом из тёмно-красного дерева. В молчаливом раздумье он поднялся на ноги и неспешно подошёл к распахнутому окну.
Солнце ярко светило в разноцветные стёкла окон кабинета, отчего на смуглом красивом лице султана играли цветные лучи.
Вдоль ближайшей стены от самого окна располагались ряды книжных шкафов с разными редкими книгами от древних писаний до греческой и латынской классики, увесистые тома по философии и научной литературе, а также разнообразная подборка иноземных писателей и поэтов. Медж всегда питал большое уважение к своей стране, но, путешествуя, он научился также ценить и уважать культуру всех великих цивилизаций. Если бы только и его подданные имели столь же широкие взгляды…
Абдул-Меджид вообще имел слабость ко всему иноземному, любил европейскую музыку, говорил по-французски и по-русски и даже знал немного язык англичан. Он создал свой маленький рай на европейском побережье Босфора и укрывался в нём от бередивших сердце и душу неудач и бед, случившихся по вине отчаянного невежества и узости суждений.
Долмабахче поражал своей архитектурой и великолепием. Он был более приспособлен к современным условиям, чем старый сераль, и султан устраивал здесь приемы на европейский лад, отличавшиеся показной роскошью и богатством. Поистине Насыпной сад, как именовали дворец иноземные гости, поражал своей дерзкой роскошью. Мраморные залы, сверкающие позолотой, хрусталём, гипсом и порфиром, словно переносили гостей в волшебный мир. Потолки этих сказочных залов были расписаны французскими и итальянскими художниками и представляли собой истинные произведения искусства. А тронный зал, украшенный крупнейшими в мире зеркалами, завораживал новаторской фантазией, и всё это вызывало как восхищение, так и зависть. И даже ходили смешные, на взгляд султана, слухи, что постель в его спальне была изготовлена из чистого серебра. Дабы не разочаровывать сплетников и лжецов, Медж приказал в кратчайшие сроки отлить для себя огромную кровать из чистого серебра, чем ещё больше возбудил интерес и ропот недовольства среди тайных завистников и недругов.