Восточный плен. Княгиня

Кель Мариша

Солнце продолжало бесстыдно ласкать своими лучами мужественное лицо Абдул-Меджида, а он всё стоял у окна в томительной задумчивости. Однако его молчание затянулось, и Ариф начал медленно подниматься в своём кресле, чем тут же привлёк внимание повелителя.

– Нет-нет, пожалуйста, останься, – попросил он и, приблизившись к креслу Арифа, положил руку ему на плечо, тем самым усадив собеседника на место. – Нам ещё необходимо заняться изменением в распределении податей, отказаться от системы сдачи их на откуп. И ещё определить расходы на сухопутные и морские силы… Как ты… что ты предлагал? Извини, я отвлёкся.

– Установить

публичность судостроения, – почтительно, но не без толики раздражения произнёс Ариф.

Он давно стал замечать, что уставший от бремени власти правитель стал проявлять апатию к государственным делам. Ему часто нездоровилось последнее время, если только дело не касалось прекрасного вина и восхитительных женщин. Имперская казна была практически пуста, выплаты жалования военнослужащим превратились в сплошные долги со стороны правителя. И стоимость жизни росла, и беднеющее население становилось всё более враждебным. Арифу порой казалось, что Меджид ведёт внутреннюю войну с собственным народом. Неудачи и череда бед, казалось, просто сломили волю султана. Он утратил интерес к государственным делам, ценностям жизни, всё чаще уединяясь в своём дворце.

А вот младший брат Меджида с самого раннего детства равнялся на старшего и неосознанно завидовал ему, стремясь доказать, что он лучше. И теперь как зверь, питающийся падалью, будто почувствовав слабость султана, в последнее время активно настраивал против него все высшие собрания. Оба брата, Абдул-Азис и Абдул-Меджид, были красивыми и физически крепкими мужчинами, но амбициозному и полуграмотному Азису было далеко до своего старшего брата. Будучи лицемерным, сладострастным и кровожадным тираном, скорее напоминавшим султанов прошлых веков, чем своего брата, он неотступно стремился занять место Меджида.

– Я позволю себе заметить, – аккуратно начал Ариф, – сегодня вы ещё более рассеянны, чем когда бы то ни было…

– Аль-Бари 19 ! – устало воскликнул Меджид. – Не могу это слышать от тебя! То, что ты мой друг, не даёт тебе права так говорить со своим султаном.

– У султана нет друзей, но тем не менее это так, – с учтивым поклоном ответил Ариф. – Я знаю, – продолжил он, – что вы знаток женских прелестей и ваш гарем полон красавиц. В вашем гареме уже больше женщин, чем позволяет всемилостивый Аллах, неужели же среди них нет той, которая смогла бы даровать вам радость и успокоение?..

19

Создатель!

– Это так, – сурово кивнул Меджид. – Женщин у меня в избытке, но такой, о которой ты говоришь, нет…

Он покачал головой и прибавил:

– Ты знаешь моё отношение и мои взгляды на бесполезность этого змеиного гнезда.

– Разве не прекрасно, что султану положено иметь четырёх жён и великое множество наложниц? – Чувственная улыбка изогнула губы Арифа. – А из всех удовольствий, которые женщина может предложить мужчине, мой друг, самые великие – это наслаждение и успокоение.

– Для этого достаточно одной.

Арифу ничего не оставалось, как почтенно склонить голову. К тому же суждения султана абсолютно соответствовали его замыслу и подводили к нему.

– Эта женщина с севера

красива, – неожиданно произнёс Меджид.

И Ариф вновь почтенно кивнул.

– Она напоминает цветочный бутон, застывший на морозе и мечтающий о солнце. Все северянки выглядят чопорными и напряженными и, как правило, холодны и ничего не смыслят в искусстве любви.

Он вновь поднялся со своего места и, пройдя к окну, подставил своё лицо золотистым лучам солнца. Улыбнувшись его теплу, он произнёс:

– Я должен встретиться с ней. Думаю, мне будет интересно узнать, какие цветы растут под холодным солнцем.

Ариф сидел молча, глядя в пустоту перед собой. Он никак не мог понять и принять своей реакции на произнесённые султаном слова. Но только что-то заволновалось и взбунтовалось внутри него, и он никак не мог с этим справиться. Всё шло в точности по намеченному им плану, и теперь, в тот момент, когда цель Арифа была почти достигнута, его сердце защемило, оно пошло на попятную. И он испугался собственного, ещё неосознанного, не совершённого пока предательства. Сам не ведая почему и даже не пытаясь удержать непонятный для него порыв, он вдруг произнёс:

– Она ещё не готова.

Насладившись теплом под ласковыми лучами солнца, войдя в тень и чуть закашлявшись от глубокого вдоха, Меджид выпрямился и, заложив обе руки за спину, вопросительно вскинул чёрную густую бровь.

Арифу пришлось подняться. Лихорадочно пытаясь внутри себя подобрать слова и сформулировать из них вескую причину, по которой он только что имел наглость возразить повелителю, совладав со своими чувствами и мыслями, он невозмутимо продолжил:

– Она не так давно у меня… Должно пройти больше времени, чтобы она смела войти в число наложниц вашего гарема, повелитель.

Видит Аллах, он сам не понимал, по какой причине пытался сейчас лгать.

– Я не трону её ровно столько, сколько будет нужно, если я правильно тебя понял, – парировал султан спокойным голосом.

Ариф кивнул.

– Думаю, в следующие выходные…

– Завтра, – перебил его Меджид. – Я желаю видеть её завтра.

И вышел из залитого солнцем кабинета, оставив Арифа наедине с игривыми лучами, но в тени его тайных сомнений, что так внезапно заставили страдать и терзаться его душу.

***

Тем же вечером Ариф призвал в свои покои Мари.

На протяжении всего вечера она ощущала на себе его пристальный взгляд – холодный, спокойный и абсолютно непроницаемый. Она же почувствовала напряжение, боль, исходившую от него, и это заставляло её нервничать и теряться в догадках. Она словно чувствовала каждое его движение, будто они были крепко связаны невидимыми нитями, более крепкими, чем дружба и уважение. Ей нравился его облик. Нравилась его походка, его речь, то, как мгновенно его высокомерие сменялось пониманием. И его взгляд… Он смотрел на неё так пронзительно, словно видел что-то, что больше никому не доступно. От этого взгляда она чувствовала себя достойнее и даже возвышеннее, чем, возможно, была на самом деле. Она поднималась над собой в его глазах. Она замечала, что в его глазах она была прекрасной, в тот же миг становилась прекрасной и ощущала себя такой. Прежде единственным, кто так мог смотреть на Мари, был её муж. Влад обожал её, и теперь очень близкое и похожее она видела в глазах Арифа.