Восточный плен. Княгиня

Кель Мариша

Мари внимательно и сурово глядела на османа. Она не могла поверить в искренность его намерений. Не хотела верить!

– Вы упустили одну мелкую, но, несомненно, важную деталь, – сухо произнесла она.

– Я слушаю тебя, прекрасная.

– Для того чтобы вселить в мужчину любовь, подобную той, о которой вы мне только что рассказали, нужно самой беззаветно и безгранично его любить.

Ариф впервые за время их встречи был суров.

– Вы будете его так любить, – произнёс он тоном, не терпящим возражений.

Вот женщина, которую он так долго искал и наконец нашел. Она должна помочь ему, Арифу, удержать султана на его месте как можно дольше. Иначе конец! И

пусть он всё ещё не уверен в ней, она, без сомнений, именно та, которая нужна Абдул-Меджиду.

Одной лишь фразой она внезапно ускользала из его рук и витала где-то далеко-далеко, и Ариф знал, куда устремлены мысли и порывы его подопечной. Поистине женщины – труднопостижимые существа. Он предлагал положить к её ногам империю, а она цеплялась за жалкие обрывки надежды о возвращении в свою прежнюю жизнь.

– Послушай меня, Мерьем, и успокойся.

– Мерьем?! – удивлённо произнесла Мари.

– Ты примешь ислам, и это твоё новое имя. Оно означает «непокорная». – Его губы дрогнули в улыбке. – Я дам тебе время избыть лихорадку и страх, я подожду… Я помедлю и не стану пока упоминать о тебе перед моим господином. Он не узнает тебя до тех пор, пока я не научу тебя всему и ты не станешь лучшей.

Ариф подошёл к ней так близко, что она почувствовала его тёплое дыхание на своих щеках. Он говорил быстро и чётко, чтобы у Мари не было ни малейшей возможности возразить.

– Гарем – не просто огороженное место, где живут мусульманские женщины, – продолжал он. – Это институт посвящений, где девушки получают новое имя, обучаются религиозному почитанию и абсолютному подчинению. Будь солнце мужского рода, даже светилу не было бы позволено заглядывать в harem 12 . Ты посвятишь часть своего времени изучению Корана, обучению танцам, игре на музыкальных инструментах, каллиграфии. Экзамен, который принимает Серветсеза Кадын-эфенди – первая жена правителя, мы минуем. Я отдам распоряжение. Мои приказания в серале 13 значат больше, чем даже повеления государя.

12

Гарем (тур.).

13

Сераль – дворец, а также гарем во дворце.

– Невероятно… – только и смогла прошептать Мари.

Ей сделалось дурно, и огни города поплыли перед её глазами. Она так устала от этого, что впору было умереть.

Снисходительным жестом Ариф притянул женщину к себе.

– Все женщины, жаждущие милости одного повелителя, ненавидят и хотят погубить друг друга. Но ты всё преодолеешь, ты станешь g"unes Meryem 14 для повелителя трёх империй.

Мари с трудом могла дышать.

14

Игра слов. G"unes – солнце. Meryem – женское имя, означающее «непокорная». Непокорное солнце.

Она должна использовать это время для побега. Она должна, чего бы ей это ни стоило, вернуться домой…

Глава 2

Взошло солнце, и, словно повинуясь его дирижерской палочке, разом грянул многоголосый

хор города, и партии его исполнялись порой нестройно, ярко, отдельно друг от друга. Просительный звон молельных колокольчиков, словно стая испуганных голубей, как по команде взмывал в небо и, затем только стихая, терялся в облаках. Пронзительные крики, зовущие верующих на молитву, сложно сочетались с оглушительными призывными воплями торговцев, расхваливающих свой товар на всевозможных языках и диалектах. Свистки, цокот подков по улицам, хриплые осевшие голоса уличных певцов, исполняющих песни на различных языках и на любой лад. Но весь этот гам и гомон было нельзя сравнить по силе мощи с канонадой, выбиваемой жестянщиком. Всю эту какофонию Мари слышала, когда рабы, нёсшие её паланкин 15 , пересекали оживлённый рынок.

15

Средство передвижения на деревянных поручнях, которое носят в восточных странах носильщики.

Экзотические запахи щекотали Мари нос, это была неповторимая гамма пряных ароматов, которые источали корзины со съедобными кореньями, специями и целые мешками разноцветных порошков. И этот букет запахов пропитывал собой воздух, придавая рынку ни с чем не сравнимую атмосферу.

Рабы-евнухи пронесли паланкин Мари мимо поющих фонтанчиков, потом повернули с главной улицы рынка туда, где были расположены частные дома, в которых также велась не менее оживлённая торговля. И когда они стали взбираться на холм и оживление рыночных улиц стало менее слышно, Мари выбралась из своего паланкина, предпочтя немного пройтись пешком, предусмотрительно прикрыв лицо чадрой.

Со всех сторон сновал бесконечный поток носильщиков, занимающихся доставкой всего чего угодно. Согнувшись под тяжестью груза, зажав в зубах списки заказов, они с раннего утра до поздней ночи бегали без устали по людным улицам, довольные тем, что у них есть работа.

– Этим людям неважно, какой ценой достается им кусок хлеба, – услышала позади себя Мари голос Арифа. – Улицы порой так узки, что по ним не проедешь, поэтому мелкие лавочники пользуются услугами носильщиков. А те и рады заработать. Не пугайтесь, моя дорогая.

Ариф бережно взял свою подопечную под локоть и повёл далее. Вместе они, не без труда сумев высвободиться из потока мужчин с баулами и тюками, оказались на более узкой, но достаточно свободной от нескончаемого потока людей улочке.

– В Константинополе есть немало и тех, кто зарабатывает себе на жизнь менее праведными трудами. Городские жулики и мошенники, особый клан людей с фантастическим умением очаровывать человека, они балансируют где-то на грани закона и действительно опасны для молодой женщины. Почему вы выбрались из паланкина?

– Мне захотелось пройтись и всё получше рассмотреть, – солгала Мари.

Конечно же, она рассчитывала затеряться в благословенной толпе и попытаться сбежать. Но после предостережения Арифа её пыл в желании сбежать поубавился.

В особняке Арифа Мари провела более месяца, и всё это время Паскаль, а порой и сам паша брали на себя роль наставника, знакомя её с доселе неизвестным и обучая всему, что было необходимо знать эфенди султанского гарема.

Ариф-паша в этот месяц довольно часто отлучался, оставляя Мари на попечение Паскаля с его долгими изнурительными поучениями. Самым сложным для Мари было привыкнуть к её новому имени, она практически не отзывалась, когда её звали Мерьем, и настойчиво упорствовала в своём неповиновении.