Восток в новейший период (1945-2000 гг.)

Коллектив авторов

Победа Хатами на выборах практически ни у кого не вызывала сомнений, в том числе и у консервативной части духовенства. Альтернативного, а главное, более популярного кандидата у него не было. Однако для консерваторов было чрезвычайно важным, чтобы уровень поддержки Хатами не оказался демонстративно высок, чтобы в своем противодействии инициативам президента можно было ссылаться на достаточно широкие слои населения, не согласного с ним. Для иранского менталитета чрезвычайно значимым является не только сам факт избрания или неизбрания, но и соотношение голосов «за» и «против». Наблюдательный совет, который осуществляет отбор кандидатов для президентских выборов, составил окончательный список из 10 кандидатов вместо представленных ему 814. Причем официальное согласие самого Хатами было получено Наблюдательным советом только за два дня до срока завершения регистрации кандидатов. Вполне логично

предположить, что затягивание Мохаммадом Хатами своего решения было чем-то вроде «перетягивания каната» — отражением давления на него консерваторов и своеобразным ответом консервативным слоям духовенства в ситуации отсутствия у него реальных политических претендентов, хотя само решение баллотироваться и было согласовано с высшими религиозными авторитетами страны.

Результаты выборов фактически стали всеобщим референдумом относительно взглядов на дальнейшие тенденции развития общества. Хатами одержал убедительную победу. На избирательные участки явилось 88 % избирателей, которые отдали за него 77 % своих голосов. В 1997 г. за него проголосовало 69 % (21,6 млн.). Впервые в истории президентских выборов Ирана кандидат на второй срок набрал голосов больше, чем при избрании на первый срок.

Уже первые шаги по официальному вступлению Хатами в должность выявили наличие разногласий в высших эшелонах власти. По закону 5 августа Мохаммад Хатами должен был принести присягу перед членами Наблюдательного совета, который также обновлялся в этом году. Однако меджлис категорически отказался принять предложенные главой Верховного суда восемь кандидатур на три вакантных места, отвергнув семь из них. Спор был вынесен на рассмотрение главы Совета по целесообразности. Только после его решения президент был приведен к присяге и приступил к формированию правительства.

Формирование нового правительства прошло относительно спокойно, возможно потому, что не было внесено сколько-нибудь значительных изменений в его состав. Самым заметным сдвигом стала отставка первого вице-президента Хасана Хабиби, человека из команды Рафсанджани. Первым вице-президентом стал открытый сторонник курса Хатами Мохаммад Реза Ареф. Меджлис полностью одобрил новый состав кабинета, в котором ключевые министерства возглавили его сторонники.

Уже менее чем через месяц новое правительство Ирана столкнулось с чрезвычайно острыми проблемами, возникшими из-за террористического акта 11 сентября в США.

Занятая президентом взвешенная позиция — он осудил террористические акции, но одновременно и бомбардировки в Афганистане, заявил о возможности участия в совместной антитеррористической операции, но под эгидой ООН, о помощи войскам «северного альянса» и афганским беженцам — была поддержана большинством членов его кабинета. И это в ситуации, когда антиамериканизм долгие годы являлся важнейшей составляющей частью внешней и внутренней политики Ирана. И даже во время военной операции коалиции правительству удалось, как ни в какой другой соседней с Афганистаном стране, удержать население от всплеска антиамериканских настроений.

Иран одним из первых официально осудил террористический акт 11 сентября и признал необходимость проведения антитеррористической операции в Афганистане. Чрезвычайно важно, что это было сделано не только на уровне президентской власти, фактически олицетворявшей светские элементы иранской государственности, но и на религиозном уровне — через заявления высших шиитских улемов. Безусловно, что антиталибская направленность операции США и их союзников объективно отвечала интересам Ирана как региональной державы. Ведь Иран давно поддерживал антиталибскую коалицию, защищая интересы шиитского населения Афганистана. В Иране в эмиграции находилось правительство Б. Раббани, численность только официально учтенных афганских беженцев накануне военной акции сил коалиции приближалась к одному миллиону, а общая — к двум. Еще перед началом военных действий Иран дал согласие на переброску гуманитарной помощи через свою территорию, а в ходе операции — на размещение у себя лагерей беженцев. Были открыты воздушные коридоры для транспортных самолетов, поставляющих гуманитарные грузы. Гуманитарные грузы в Герат сопровождали иранские группы.

Очевидная заинтересованность Ирана в ослаблении талибского режима была уравновешена официальным осуждением военной операции как до, так и после начала ее проведения, заявлениями о необходимости проведения антитеррористической акции под эгидой ООН.

Иранскому руководству по мере продолжения антитеррористической кампании было крайне сложно вырабатывать единую позицию. Заняв достаточно взвешенную позицию, Иран рассчитывал

на смягчение позиции США в отношении санкций. Заявление Буша, причислившего Иран к «оси зла», значительно ослабило позиции реформаторских сил, дав повод консервативным кругам в Иране негативно оценить внешнеполитический курс правительства Хатами, нацеленный на нормализацию отношений со всеми странами, включая США. При этом консервативные круги не столько разыграли «антиамериканскую карту», сколько обвинили реформаторов в неспособности проводить эффективную внешнюю политику. Несмотря на укрепление позиций сторонников президента в начале 2000-х годов и значительную эволюцию исламского режима, позиции исламских органов власти и консервативного крыла духовенства все еще очень значимы.

Тем не менее, правительство реформаторов было решительно настроено на демократизацию режима, на построение гражданского общества. Меджлис пытался добиться изменений закона о выборах, которые бы дали возможность уменьшить абсолютную власть Наблюдательного совета при отборе кандидатов в депутаты меджлиса и в президенты. Был разработан новый, более либеральный закон о банковском контроле. Суд по делам печати снял обвинения с ряда журналистов. Общественная жизнь принимала все более демократические и цивилизованные формы. В быт, трудовую этику, культуру, экономические отношения все больше проникали европейские заимствования. Это дает основание говорить о том, что наличие республиканских органов власти, широкое использование принципов выборности даже в условиях исламского правления, в условиях Ирана привели к большим сдвигам в демократизации общественной жизни, чем при шахском режиме с его ориентацией на Запад.

Значительную трансформацию претерпела культурная политика режима. Если шахская культурная политика делала упор на непрерывность традиции монархии и культивировала древние элементы иранской культуры, то после исламской революции приоритетными стали элементы исламской культуры. После начала войны с Ираком наибольшее значение в культурной политике стало уделяться не просто исламу, а шиизму. Под запретом оказалось даже чтение «Шахнаме» Фирдоуси, этого символа иранской культуры и истории. Но уже с конца 1980-х годов начинает формироваться новое направление культурной доктрины, выражающее потребность в постепенной модернизации общества, его открытости. С середины 1990-х годов происходит возврат к использованию исторического наследия древности, интереса к культурному наследию сопредельных народов, что в конце десятилетия вылилось в предложенную миру концепцию «диалога цивилизаций». В самой практике культурной политики особое внимание уделяется повышению качества образования, подтягиванию его до мирового уровня. Были сняты запреты с музыки, театра, кино. Бурно развивалась современная живопись, а иранское кино в последние годы удостоилось мирового признания.

Достаточно гибкой стала национальная политика режима. Показателем, хотя и относительным, повышения общенационального фактора в процессе самоидентификации может служить отсутствие в избирательных кампаниях 90-х — начала 2000-х годов национально-этнических программ. Исламское руководство отчетливо понимает, что наиболее уязвимыми для иранского государства являются этнические и территориальные конфликты, потенциально опасные и для всего региона в целом. Поэтому и в планах социально-экономического развития, и в практической деятельности особое внимание уделяется как выравниванию экономического потенциала разных регионов, так и расширению использования национального языка в сфере образования, средствах массовой информации.

Внешний курс. Отношения ИРИ и России. Для Ирана ориентация исключительно на исламский фактор развития уже доказала свою несостоятельность и на экономическом, и на внешнеполитическом уровне. Индикатором позитивных изменений настроений иранского общества стала его поддержка концепции «диалога цивилизаций», расширение международных связей, постепенное сужение числа стран, которые после революции Иран считал своими врагами. Принцип расширения народной демократии, поощрение туризма, включение в число приоритетных направлений планов развития современных информационных сетей — все это свидетельствует о том, что Иран в начале XXI в. вовсе не стремится к возрождению средневековой отсталости, а пытается использовать ту экономико-технологическую компоненту, которая входит в понятие глобализации мирового хозяйства. Иран, треть экономики которого ориентирована на мировой рынок, объективно не может отгородиться от него и не испытывать его влияния.