Восток в новейший период (1945-2000 гг.)

Коллектив авторов

Синдикаты, союзы, кампусы и клубы заняли пространство легальной политики и превратились в конечном счете в поле брани между ассоциацией и государством. Конфронтация двух сил — государства и исламистов приняла открытый характер в 1990 г., когда «Братья-мусульмане» попытались образовать «Комитет по координации синдикатных действий» с целью объединения усилий профсоюзов интеллигенции, что должно было усилить их политический вес. Наконец, были предприняты шаги по организации альянсов с политическими партиями. Их деятельность в синдикатах профессионалов вышла за обычные рамки чисто синдикатных акций и превратилась в открытый вызов собственным структурам и «корпоративистскому контролю государства».

С начала 1990-х годов режим решительно изменил свое отношение к исламистам и перешел от тактики ограничения их деятельности к борьбе по искоренению их влияния в обществе. Ряд событий в стране и мире привел к началу активной борьбы с ними: победа исламистов на выборах в Алжире в 1992 г., установление ими контроля над синдикатом юристов, игравшим

заметную роль в истории Египта; покушение на жизнь Мубарака 26 июня 1995 г. в Аддис-Абебе, организованное военным крылом «Джамаа аль-джихад»; нападение на египетское посольство в Исламабаде в ноябре 1995 г., в результате которого 15 человек были убиты и 70 ранены. Набиравшее силу движение исламского экстремизма активизировало террористическую деятельность в губернаторствах Асьют — традиционном оплоте исламистов — и Бени-Суэйф, а также в беднейших кварталах Каира. В ответ на рост политического насилия были внесены поправки в уголовный кодекс и законы о высших судах государственной безопасности, значительно ужесточившие наказания за преступления против безопасности общества и государства, в особенности против экстремистов и организаторов террористических актов. В 1993 г. парламент принял закон, изменивший правила выборов руководящих органов синдикатов профессионалов и позволивший по решению судебных органов закрывать или преобразовывать синдикаты, в которых было сильно влияние «Братьев-мусульман». Аналогичными методами из студенческих советов были исключены активисты «Братьев-мусульман». В мае 1995 г. был принят Закон о печати, предусматривавший строгие наказания за «преступные публикации», направленные против государства и официальных лиц. Число граждан, осужденных военными судами, увеличилось с 48 в 1992 г. до 10 312 в 1993 г.: количество смертных приговоров, вынесенных военными судами гражданским лицам, возросло с 8 в 1992 г. до 31 в 1993 г. Всего с 1992 по январь 1997 г. к смертной казни было приговорено 83 исламских боевика, а число политзаключенных, осужденных по законам чрезвычайного положения, превысило 10 тыс. (согласно данным оппозиции — 16 тыс.) в 1996 г.

Репрессии против террористов не смогли предотвратить роста политического насилия, жертвами которого в 1991, 1993 и 1995 гг. стали соответственно 30, 208 и 373 человека, преимущественно сотрудники службы безопасности, копты и иностранцы. Нападение на коптов подрывало национальное единство, а террористические акты против иностранцев угрожали одному из главных источников доходов — туризму, а также иностранным капиталовложениям. С 1991 по 1995 г. продолжалось вялотекущее противоборство между режимом и революционными исламистами. Однако после кровавых событий 1995 г. власти развернули настоящую войну против боевиков и к 1997 г. одержали наконец решающую победу над «Джамаа ать-джихадом», «аль-Джамма аль-ислямийя» и другими экстремистскими группами, разгромив их вооруженные формирования, уничтожив или арестовав их лидеров и активистов.

В нейтрализации воинствующих исламистов правительство добилось успеха в основном благодаря их же стратегической ошибке. Вместо кропотливой работы с массами по обеспечению широкой социальной базы вожди воинствующих инсургентов сделали ставку на террор и захват власти, полагая этими средствами вывести «общество из спячки». Массовая кровавая бойня, организованная исламистами в Луксоре в ноябре 1997 г., когда было убито 70 человек, в том числе 58 иностранных туристов, явилась актом отчаяния и привела к противоположному результату — население отвернулось от исламистов, а общество резко осудило организаторов резни в Луксоре. Политические партии и общественные организации, религиозные лидеры и гражданские учреждения осудили террористов и призвали государство довести борьбу с ними до окончательной победы. В хоре осуждающих был слышен и голос ассоциации «Братья-мусульмане» — главного исламистского движения, которое охарактеризовало нападавших как людей, не имеющих «ни совести, ни религии» и отвергло террор как форму политической борьбы. В этот период «Братья-мусульмане» вновь выдвинулись на первый план, требуя у властей исламизации и либерализации политической системы, все чаще заявляя о себе как об альтернативной и умеренной политической силе. В 1990-е годы они дважды выступали с проектами создания легальной демократической партии: сперва в 1994 г. группа молодых ихванов якобы без согласия руководства движения создала партию «Амаль» («Надежда»), но Комитет политических партий (КПП) не признал законным это политическое формирование; более серьезная попытка была предпринята в 1996 г., когда группа молодых исламских интеллектуалов вышла из ассоциации, заявив об основании Хизб аль-васат (Партии центра, центристской). Эта партия пыталась соединить исламизм и шариат с некоторыми западными ценностями, такими, как демократия, парламент и др. Однако, несмотря на сдвиг в сторону либеральной модели, этот проект не был признан постисламистским. Хизб аль-васат дважды пыталась получить легальный статус, но в обоих случаях получила отказ (окончательно в июне 1999 г.).

Вместе с тем следует признать, что инициативы, с которыми выступали «Амаль» и Хизб аль-васат, а позже исламские конституционалисты, свидетельствуют о способности идеологов умеренного исламизма эволюционировать и оставаться носителями развивающейся доктрины.

Наиболее распространенное обоснование мотивов проведения «драконовской

делиберализации» — это то, что радикальный исламизм в Египте, используя террористические методы и подняв вооруженное восстание, не оставил правительству иного выбора как использовать для его подавления вооруженные силы. Другая причина состоит в том, что экономические реформы 1990-х годов, не приведшие к сколько-нибудь ощутимым результатам, требовали «скрепления» политических структур, что должно было подготовить почву для рывка в хозяйственной сфере. Следовательно, между наступлением на свободы и результатами экономических реформ существует прямая связь.

Причин фиаско экономических реформ в Египте много, однако главная, очевидно, состоит в нежелании правящей верхушки реализовать программу более глубокой либерализации и приватизации, в ее желании сохранить статус-кво, т. е. современную форму бюрократического капитализма, поддержание которого также, и даже в большей степени, требует политических реформ.

Объединение важнейших гражданских и политических сегментов общества стало настоятельной необходимостью и в связи с появлением в конце XX — начале XXI в. ряда новых внутренних и внешних факторов. Речь идет о все большем воздействии на общественный дискурс в целом и на настроения политических деятелей и молодежи изменений в сфере арабских СМИ в связи с интенсивным внедрением спутникового телевидения (каналы «аль-Джазира» и «аль-Арабийя») и базирующихся в Европе и располагающих собственными телеканалами панарабских газет («аль-Хайат» и «аш-Шарк аль-авсат») и, наконец, расширяющимся доступом в Интернет. В центре внимания этих новых источников информации, не подверженных государственной цензуре, находятся такие вопросы, как неудачи реформ в арабских странах, подавление демократических свобод, сотрудничество арабских лидеров с США и др.

Среди наиболее обсуждаемых вопросов остается ближневосточная политика США и в особенности «большая средневосточная инициатива» США, т. е. инициатива по установлению демократических режимов в регионе. Как официальные круги, так и представители оппозиции в Египте были единодушны в том, что вариант под названием «Реформа на броне танка», который США воплотили в Афганистане и Ираке, неприемлем. Оппозиция же, в частности, утверждает, что реформы и демократия не могут быть реализованы существующими арабскими режимами, а американские инициативы в этом направлении преследуют цель обеспечить выживание их арабских союзников.

В период кризиса в Заливе 1990–1991 гг. американо-египетские отношения достигли беспрецедентно высокого уровня. Египет стал ключевым арабским членом антииракской коалиции, направив в район военных действий 35-тысячный воинский контингент, что повысило международную репутацию страны и было достойно оценено: около половины внешнего долга АРЕ (50 млрд. долл.) было либо аннулировано, либо реструктуризовано кредиторами на льготных условиях (США аннулировали огромный военный долг Египта в 7,1 млрд. долл.). Вместе с тем Египет продемонстрировал способность (а возможно, и осознанное, но не афишируемое желание) следовать курсу на «балансирование» между великими державами.

Подлинным триумфом Мубарака стала его политика в отношении арабского мира. В течение десяти лет Египет не только вернулся в его лоно, но и восстановил свое ведущее положение в нем. После одиннадцатилетнего перерыва ЛАГ 1 октября 1990 г. возвратилась в свою постоянную резиденцию в Каире. В отличие от Садата Мубарак сумел завоевать авторитет и доверие в арабском мире и стать в нем одним из самых влиятельных лидеров. Внешним проявлением успехов Египта явилось избрание двух выдающихся египетских дипломатов в 1991 г. на самые высокие посты в крупнейших международных организациях: Исмат Абдель Магид был выбран генеральным секретарем ЛАГ, а Бутрос Гали — генеральным секретарем ООН.

Египетско-израильские отношения продолжали оставаться в целом весьма прохладными, а камнем преткновения для их развития была проблема палестинской государственности, относительно которой позиции сторон существенно различались. Египет играл весьма конструктивную роль в решении ближневосточной проблемы. Именно посредничество Египта между Израилем, ООП и Сирией привело к новому этапу (начатому в Мадриде в октябре 1991 г.) мирного процесса по урегулированию арабо-израильского конфликта.

Что касается советско-, а затем российско-египетских отношений, то они после прихода к власти Мубарака медленно, но неуклонно улучшались. В 1984 г. были восстановлены нормальные отношения между двумя странами, а с 1985 г. начали восстанавливаться экономические и культурные связи. Важное значение для нового полномасштабного развития отношений имели визиты Мубарака в Москву в мае 1990 и в апреле 2001 г. В современных российско-египетских отношениях преобладает позитивный прагматизм, стимулируемый обеими сторонами. Курс на сближение РФ и АРЕ можно отчасти объяснить ностальгией Каира и Москвы по былым временам. В Каире полагают, что Россия может наряду (или вместе) с ЕС стать уравновешивающей силой против чрезмерно сильного влияния США, а в Москве все большее значение придают восстановлению тесных политико-экономических связей с Египтом, который является самым крупным торговым партнером России среди арабских и африканских стран. Вместе с тем стороны считают, что потенциал отношений между двумя странами значительно больше его современного состояния. Наряду с традиционным сотрудничеством в военно-технической сфере наиболее интересными представляются взаимоотношения в области энергетики, использования мирного атома, туризма и взаимного инвестирования.