Восток, запад
Шрифт:
— Если меня будут искать… э-э… неприятные типы, меня нет, о’кей? О, вы пьете чай, как мило! Наверх не пускайте, о’кей? Дам хорошие чаевые.
Немного погодя в закутке появился старый махараджа Б., вид у него был встревоженный.
— Суно, слушай, — сказал махараджа Б. — Ты знать не знаешь, где я, самаджх лийа? Дошло? Меня ищет какая-то рвань. Ты ничего не знаешь. Уехал за границу, ачча? [64] Уехал за границу надолго. Это твоя работа, приятель. Хорошо награжу.
64
Хорошо (хинди).
Поздно
— Нет, — Миксер улыбнулся пошире. — Его нет.
Типы медленно закивали. У них были длинные волосы и толстые, как у Мика Джаггера, губы.
— Деловой, а? Значит, нужно было назначить время, — сказал первый, обращаясь к другому. — Говорил я тебе, надо было сначала позвонить?
— Говорил, — согласился второй. — С человеком королевских кровей, сказал ты, надо повежливей. Ты был прав, сынок, а я, клянусь папой, ошибся. Виноват, клянусь мамой.
— Надо оставить визитку, — предложил первый. — Тогда он будет знать, кто его ищет.
— Блеск, — сказал второй и дал Миксеру в зубы. — Вот ты ему все и передашь, — сказал второй и двинул старику в глаз. — Когда вернется. Уж не забудь.
После них Миксер запер дверь на замок, и потом, уже за полночь, в нее застучали.
— Кто? — спросил Миксер.
— Друзья махараджи Б., — ответил голос. — Ах, простите, случайно солгал. Мы знакомые махараджи.
— Знакомые его дамы, — поправил его второй. — Чтобы уж быть совсем точными.
— По этой причине мы просим аудиенции, — сказал первый.
— Нет, — сказал Месир. — Самолет. Нет. Нет его.
За дверью наступила тишина.
— Самолеты хорошо, пам-па-рам-парам-пам. В Биарриц, в Монте-Карло, куда он улетел, а?
— Будьте любезны, — сказал первый голос, — передайте Его Высочеству, мы с нетерпением ждем его возвращения.
— И наши лучшие пожелания нашему общему другу, — сказал второй голос. — Ждем с нетерпением.
Противник растерян, что делать? В голове бессвязно замелькали фразы из шахматного учебника. Всех сразу не защитить! С какой стороны последует удар? Нужно было видеть, как Месир вынудил Нейдорфа метаться в попытке защитить то правый, то левый фланг!
Хотя в этот раз обошлось без применения силы, Миксер, вернувшись в каморку, заплакал. Потом он поднялся в лифте на пятый этаж и через щель почтового ящика шепотом вызвал Мэри, которая спала на полу на своем матрасе.
— Я не хотела будить сахиба, — сказала Мэри. — Ты и сам понимаешь, а? А бигум так устает за день. Так что скажи нам, баба, ты, что делать?
Какого решения она ждала от меня? Мне было шестнадцать лет.
— Миксер должен вызвать полицию, — неоригинально предложил я.
— Нет, нет, баба, — горячо запротестовала Мэри. — Если у махарадж будет скандал из-за ухажерчика, в виноватых останется только он.
Других предложений у меня не оказалось. Они оба смотрели на меня умоляющими, испуганными глазами, а я стоял перед
— Идите спать, — сказал я. — Утром что-нибудь придумаем.
Сначала была тактическая атака, подумал я. Пешки нанесли удар. Потом пошла в ход тяжелая артиллерия, началась стратегическая разработка. Стратег держит противника в напряжении и не дает вздохнуть.
Утром ничего не произошло, тучи рассеялись. Уже не верилось ни в кулаки, ни в угрозы. Днем в закуток к ухажерчику зашли оба махараджи и оба сунули в кармашек жилета по пятифунтовой бумажке.
— Защитил свою крепость, приятель. Молодец, — сказал принц П., а махараджа Б. с чувством добавил:
— Держись. Все в порядке, ачча? Все закончилось.
В тот день после обеда мы втроем — с айей Мэри и ухажерчиком — держали военный совет и пришли к выводу, что никаких действий больше не требуется. В подобных ситуациях привратник всегда на передовой, говорил я, а он свой рубеж удержал. Самое страшное позади. Подтверждение получено. Всё, конец.
— Всё, конец, — с сомнением повторила айя, но ей так хотелось успокоить Месира, что она быстро согласилась и посветлела лицом. — Ухажерчик, — сказала она. — Конечно! Всё в корядке, конец.
От радости она захлопала в ладоши и предложила ему сыграть в шахматы, а Миксер впервые отказался.
На какое-то время бурные события в доме оторвали меня от мыслей о Мэри-Конечно и Миксере.
Для одиннадцатилетней нашей Мунизы несколько рановато началось трудное время. Вспыльчивая, как и отец, она тоже стала подвержена вспышкам ярости и, когда теряла контроль, бывала невыносима. В то лето Муниза, кажется, не упустила ни одного случая сцепиться с отцом и, несмотря на свой нежный возраст, почти на равных мерялась с ним силами. (Однажды, когда я вмешался в их схватку в кухне, Муниза схватила кухонные ножницы и недолго думая запустила в меня. Ножницы пропороли мне ногу. С тех пор я старался держаться от их ссор подальше.)
Наблюдая за этими баталиями, я начал сомневаться в смысле семьи как таковой. Я смотрел на вопившую сестру и думал, до чего успешно она справлялась с задачей разрушения и себя, и отношений с людьми, в которых нуждается больше всего на свете.
Смотрел, как кривится лицо отца, и думал о британском гражданстве. По тогдашнему своему индийскому паспорту я мог ездить только в несколько стран, аккуратненько перечисленных на страничке справа. Но вскоре должен был получить новый, британский, и тогда собирался уехать от них от всех. Я не желал больше видеть ничьих искривленных лиц.
В шестнадцать лет еще думаешь, будто от отца можно сбежать. Еще не замечаешь в своем голосе его интонаций, не видишь, как повторяешь его походку и жесты и даже расписываешься, как он. Не слышишь отцовского шепота в голосе своей крови.
В тот день, о котором я сейчас собираюсь рассказывать, они опять довели до крика двухлетнюю Кхоти Шехерезаду, маленькую Шухерозаду, которая всегда начинала плакать во время ссор. Мама с айей быстренько подхватили ее на руки, посадили в сидячую коляску и удалились.