Вот моя деревня
Шрифт:
У него не было абсолютно никаких жизненных навыков, он не понимал, почему загорается свет в комнате? Но неловкие его ручонки ощупывали и уничтожали все подряд — вещи, фотографии, книги… Пришлось срочно поднимать все вещи на недосягаемую для него высоту, прятать и постоянно выхватывать у него из рук, объясняя значение каждой вещи.
Она поняла, что это Маугли. И чем же гордилась Нина Михайловна? Кто же тогда другие?
Она умоляла его не говорить во дворе ребятишкам и в школе, что он прибыл из детдома. Но Димка не смог смолчать. Он вообще молчать не умел. Ровно в семь утра он, как чертик выпрыгивал из своей табакерки, открывал
К самой Виктории он относился вполне прохладно, стал называть ее мамой только потому, что так называл ее Саша. Братик Сашечка вызывал настоящий восторг. Димка готов был прилепиться к нему, приклеиться, заглядывать в его равнодушно-холодные глаза и лепетать свою чепуху, которая Сашку только раздражала. Сашка не находил в себе сил относится к нему хотя бы нейтрально.
В первую неделю в школе он поставил на уши весь педколлектив. Во время урока он встал, и простым, отточенным накануне карандашом чиркнул соседа Витю по щеке. Глаз Витин не пострадал, но кровь хлынула ручьем. Витя онемел, а потом побледнел, затрясся и с ним случился эпилептический припадок. Он тоже был болезный страдатель из благополучной семьи.
Педагогам школы реакция Виктории показалась странной.
— А страшного ничего не произошло. — Спокойно говорила она трясущейся учительнице и возмущенному завучу. Тогда еще она могла быть вполне спокойной и уверенной в себе. — Скажите «спасибо» министру образования. А если б вам интегрировали в класс дауна? Как бы вы гасили реакцию на него всего класса? И что бы могло произойти? Вы работаете в новых стандартах, которые вы ни психологически, ни методически не освоили. Хотя, согласна, освоить их душа не лежит. Но мой вам совет, вы еще очень молодая учительница — видовых детей и эпилептиков нельзя садить вместе. И даже, как вы убедились, рядом! Этот Витя уже две недели пристает в Димке, когда я забираю его из школы. Димке он не нравится. Вот и реакция. А если бы они сидели в разных концах класса — этого бы не случилось.
Учительница вняла советам Виктории и перелопатила весь класс. Виктория посоветовала посадить детей знака огня на самые дальние парты, а земли и воды вперед, чтобы холерики и сангвиники не будоражили более спокойных. Уже через неделю она благодарила Викторию.
— Чудеса! Работать на уроке стало намного легче.
Потом учительница, из уважения к Виктории, на продленке много времени уделяла Димке. Он благополучно освоил азбуку, потихоньку начал читать и считать. Вопрос о переводе его в седьмой вид даже не затрагивался.
Митька
Надя прибежала уже под вечер — Виктория в это время клеила обои в летней комнате — на Лешку надежды оставалось мало. Он не появлялся уже целую неделю, а время шло. В сентябре детям в школу идти, а он за ванную совсем не брался. Виктория устала с ним ссориться. Их отношения совершенно расстроились. Лешка наглел, понимая, что она знает его подноготную. Как и любому наркоману, ему стало все равно, деньги от нее он получил с избытком.
Она
Ей ничего не оставалось, как по возможности доделывать самой.
— Что я тебе скажу… — Надя уселась на табурет в летней кухне перед телевизором, по которому показывали очередной американский фильм. Вид у нее был неспокойный. — Выпить есть?
— Ну, есть? Так что случилось?
— Халемындра… ведьма… — Надя приглушенно всхлипнула. — Митьке моему ноги обрубила.
— Как обрубила? Митьке? Коту?
— Ну, да. Топором. Прихожу домой от Любани, вот час назад. Слышу, в дровнике жалко так мяукает кто-то. Еще не знала — кто. Я позвала, не выходит. А сердце почувствовало… Глянула. А там Митька лежит весь в крови… и задних лапок нет. Беленькие такие лапки были, как гольфики.
— Может, под поезд попал?
— Какой там! Разве смог бы он доползти так далеко от рельс? И след бы кровавый остался. Нет, Вовушка видел, что Халемындра к нам во двор заходила. Это сучье отродье, углядела, что я ушла — вот она и сотворила.
— Не может быть! И что же теперь делать? Он же погибнет.
— Только и придется Ваку просить, что б…ну это … его…
— А Вака что?.. Запроста?
— Запроста. За норму самоката. Прямо домой даже не могу идти.
Они выпили белого вина, которое Надя называла «ссакой» — ей бы покрепче. А Виктория была любительницей столового сухого. Ведь не зря два года ее жизни прошли в Испании.
— Еще новость. Сегодня от Шмары письмо получила.
— Из колонии? — Виктория уже была в курсе многих событий в деревне, благодаря Наде.
— Ага. В Колосовке сидит.
— Ну, и что пишет?
— Прощения просит. Бабка у нее умерла в Озерске, которая ее воспитала, а больше у нее никого нет. Вот она и расчувствовалась. Простите, пишет, тетя Надя. Я виновата, дрянь, я подзаборная. Вы были единственный человек, который терпел мои выходки. И ведь все могло быть по-другому. Это она так мне пишет. — Надя вздохнула. — Терпела. А как уж она хотела меня со свету сжить!
— Да ну! — не поверила Вика.
— Были у нее мечты такие. А мы относились к ней по-доброму. Раз мой сын ее выбрал. Может, выйдет другим человеком? Как думаешь?
— Это ты по доброте душевной говоришь, Надюха. Не верю. И как психолог, тебе говорю, она в замкнутом круге. И ей из него не вырваться в этой жизни. Так она в прошлых жизнях наворотила, что нет у нее сегодня помощников и друзей. А главное — судьба. Знаешь, нас ведь как кукол в кукольном театре кто-то за веревочку ведет… и не спрашивает. Хотим или не хотим.
— Это как? — не поверила Надя. — Батюшка в церкви говорит, что у человека всегда есть Выбор…
— Батюшка-то говорит… И выбор, действительно есть, ты можешь его сделать… но, я думаю, и выбором этим тоже кто-то руководит.
Ночь
Свет фонарей почти всегда освещал Садовую улицу, как центровую и ближе всех расположенную к администрации. Глава поселения Амалия Чернышова очень гордилась ночной освещенностью сельских улиц. Хотя эта заслуга ей не принадлежала, — фонари поставил предыдущий хозяин Шиловонев, тот, что снес немецкую церковь. Но в отчетах этот факт фигурировал с завидным постоянством.