Вот они какие(Повести и рассказы)
Шрифт:
— Ага.
— Сбегай домой да скажи матери, что Алексей Осеевич молока просит литр. За деньги конечно.
Митька даже подпрыгнул: вот это повезло. Значит, все-таки он увидит лосенка.
— Я сейчас! Мы бе-е-егом!
— Это он лосенку молоко покупает? — поделился своими соображениями Лерка.
— Не себе же. Что он, маленький?
— Мить, ты меня погоди, я только блинок возьму лосеночку и сразу выйду.
Но не суждено было приятелям еще раз увидеться в этот вечер.
— Заявился! Кому я сказала, чтобы козе травы нарвал?
В приоткрывшуюся дверь просунулась расстроенная красная физиономия дружка.
— Валерий, ты куда навострился? Вернись, говорю!
Лерка вздрогнул от окрика и взмахнул рукой. Толстый, теплый блин шлепнул Митьку по лбу.
— Во, передай лосеночку! Видишь — не пускает. Ему блин понравится.
— Валерий! — грозно окликнула мать.
— Да иду-иду! — заорал Лерка и тихо прошептал: —Чтоб она лопнула, эта коза!
Митька вздохнул и понюхал блин. Хороший, масленый. Он бережно сложил его вчетверо и засунул в карман.
…Когда Митька с отцом вошли к леснику, Алексей Осеевич сидел на корточках перед лосенком и совал ему в рот соску из хлебной жвачки. Лосенок слабо, но упрямо отворачивал мордочку.
Старик взглянул на вошедших и, увидев Митькиного отца, улыбнулся:
— Вот не было у бабы хлопот, — кряхтя, поднялся он.
— С прибавлением семейства вас, Алексей Осеевич! — пошутил отец. — Вот молока принесли. Митюнька прибежал: «Алексею Осеевичу молока, лосенок маленький». Меня любопытство разобрало, дай, думаю, схожу погляжу, в чем дело.
Лесник повертел в руках бутылку с молоком.
— Как он из нее пить будет? Не сумеет. Ему бы сосанку надо.
Отец взял с лавки рукавицы лесника.
— А ежели палец от рукавицы на бутылку надеть, а в нем дырочку сделать?
— А что, дельно удумано! — согласился старик, и через несколько минут на горлышке бутылки закрасовался брезентовый палец, крепко примотанный веревочкой.
Лесник брызнул молоком в мордочку лосенку. Тот оживился, поймал губами самодельную соску и жадно зачмокал.
— Вишь, как угодили тебе, — бурчал лесник, оглаживая лосенка.
— Расскажи, Алексей Осеевич, откуда ты его достал? — попросил Митькин отец.
Лесник помрачнел.
— Чего рассказывать. У лосих сейчас отел идет. Вон ему не боле трех ден, как есть новорожденный, а матку его, нашелся добрый человек, убили. В такое время лосиха и не покажется никому, а тут ножка у него поврежденная. Может, родился так, а может, подвернул али зашиб, долго ли: кабы кость, а то хрящик мяконький. Ну как она могла его оставить? Хоть и животная, а все равно мать. Обороняла, пока не убили.
Лосенок косил на людей темным влажным глазом, и Митька сразу вспомнил голову, спрятанную
Здоровенный, да еще с ружьем, чего ему было бояться? Бах — и готово. Подумаешь, храбрый, а сам за сосну спрятался, оттуда и стрелял. Трогала она его, что ли? От этих мыслей Митька окончательно растерялся. Ему казалось, что у него разорвется грудь, так распирало ее новое пугающее чувство. А в ушах гудел монотонный голос лесника:
— И до чего обнахалился браконьер, на месте и освежевал. Иду я, гляжу, а воронье по деревьям кишки растаскивает. А он, значит, лежит смирнехонько, притулился и не чует, что от матери один потрох остался. Хорошо еще, что его браконьер не заметил. Такой зверь не посчитался бы, что малый лосенок, и его бы кокнул.
Отец взглянул на Митьку. На побледневшем личике сына громадными были немигающие глаза.
— Да если б я знал, — вырвалось у отца.
— Чего бы сделал? — спросил лесник.
— Руки бы отшиб, — пробормотал отец и, не прощаясь, вышел.
— Расстроился! — проговорил Алексей Осеевич. — Я и сам, старый дурак, чуть не взрыдал, такая на сердце жаль накатила. Бессловесная животная, да еще и дите. — Старик задумался, вздохнул. — Дела. Один лосятинкой закусывает да посмеивается. Другой, вот хоть твой тятька, в лице сменился, потому душу человека имеет. А есть еще люди, у которых брюхо большое, а душа с маковое зернышко. Такие для своего брюха на всякую подлость способны. Вникаешь?
— А то, — охрипшим от долгого молчания голосом подтвердил Митька.
Утром, как только отец ушел на работу, Митька забрался в чулан.
— Ты там чего потерял? — поинтересовалась мать.
— Поплавок никак не найду, — соврал Митька.
— Смотри, парень, если ты у меня опять из бутылок пробки повытаскиваешь…
— Нужны мне твои пробки, да я у завмага попрошу, он мне хоть сто пробок даст, — хвастанул Митька, пряча за пазуху отцовские патроны.
Стайка вспугнутых мальков метнулась от берега, когда Митька продрался сквозь густой ивняк к речке. Вдали всплеснула щука.
Пудовая, определил Митька и тут же забыл про нее.
Достав патроны, он словно впервые рассматривал выглядывавшие из гильз серые тупорылые пули. «С такой пулькой, Митюнька, любой зверь — наш!» — вспомнил он слова отца.
— Вот тебе твои пульки миленькие, — мстительно прошептал Митька и, размахнувшись, забросил в реку первый патрон.
— Глыбь, — булькнул патрон.
— Туда вас и надо, где глыбь, — ответил Митька. — Вот тебе глыбь, и тебе, — приговаривал он, отправляя на дно отцовские боеприпасы.