Вот пришел папаша Зю...
Шрифт:
Чук и Гек, толкаясь и перешёптываясь, нагло рассматривали Бориса Ёлкина-младшего в аккуратном костюмчике, а тот, в свою очередь, бросал высокомерные взгляды на эту оборванную «мелюзгу».
Наконец Вовчик Железо вернул ордер «дамочке», снова скользнув взглядом по её формам в обтягивающем брючном костюме - такие были в его вкусе, - блеснул фиксой и дал резолюцию:
– Железно!
– Потом, обращаясь к жильцам, саркастически спросил: - Ну что, братва, приютим у себя бывшего президента Российской Фэдэрации Бориса Николаевича Ёлкина?
Жильцы возбудились и заахали. Чук
– Голосуй или проиграешь!
– В нашей квартире, между прочим, за вас никто не голосовал, - строго сказала Серёгина.
Вовчик достал из кармана брюк ключ и открыл в коридоре одну из дверей, много лет назад выкрашенную белой краской.
Валентина Ивановна, заглянув в комнату, объявила:
– У нас пятьдесят четыре метра!
У невозмутимого Вовчика поднялась бровь. Он ещё раз глянул в ордер, подошёл к соседней двухстворчатой двери и толкнул ногой незапертую створку:
– Тогда тут все ваши нары.
Первой вошла в комнату Татьяна.
– Что это?!
– удивлённо воскликнула она.
Жильцы ещё больше заволновались и засуетились, устроив в тесном коридоре маленькое столпотворение. Дело в том, что из-за своего непомерного метража эта комната долгое время пустовала и служила жильцам подсобным помещением - в ней сушили бельё.
Всё семейство Ёлкиных-Доченко влилось в комнату, желая взглянуть на своё будущее жилище.
– Эт чё, у вас тут прачечная, что ли, понимаешь?
– от перспективы жить в прачечной даже подавленный Борис Николаевич пришёл в себя.
– Только сушилка, Борис Николаевич, - крайне любезно констатировала факт Харита Игнатьевна.
Вовчик Железо кивком головы дал распоряжение жильцам:
– Убрать!
Женщины бросились к веревкам спасать своё бельё.
– Выходит, вам эти хоромы достались?
– заискивающе пропела Ниловна, семеня мимо своих будущих соседей.
– Ма, неужели мы будем здесь жить?
– оторопело поинтересовался Борис Ёлкин-младший.
– Это ненадолго, Боря, - стараясь утешить сына, прошептала ему на ухо Татьяна. Но сама уже ни в чём не была уверена.
Тем временем женщины срывали с веревок свои выстиранные пожитки, толкаясь и переругиваясь.
– Это моя простыня!
– кричала Ниловна, вырывая простынку из рук Серёгиной.
– Прижухать хочешь?
– Очумела никак? Вон весь угол-то утюгом сожженный. Моя это простыня!
– доказывала Серёгина.
– Не утюг это, а ржавчина!
– не унималась Ниловна.
– Бак у меня ржавый: кипятила, вот и пригорела она у меня. Моя это простыня!
– Как же, держи карман! Её это простыня! Губу раскатала на чужое добро, - окончательно завладела спорным имуществом Серёгина.
– Подавись моей простынью!
– пожелала Ниловна, понимая, что потерпела поражение.
– Век тебе на ней одной спать, мужика не знать.
– Фу, дура старая!
– А ты дура молодая!
Мимо них, скорбно поджав губы и закатив глаза, прошествовали сёстры: в каких ужасных условиях они вынуждены существовать!
Постепенно «хоромы», освобождаясь от белья, верёвок, сломанной мебели и прочего хлама, преображались, превращаясь
Валентина Ивановна, решив, что её миссия окончена, пожелала новосёлам удачно обустроиться на новом месте и распрощалась.
Тем временем Наина Иосифовна с дочерью прошли смотреть кухню. По стенам кухни и коридора, тянулись ядовитые тёмно-зелёные панели, - видно, другой краски у жилконторы не водилось. Впрочем, потолок и остальная часть стены были так закопчены, что панели различались с трудом. В одном месте потолка отвалился огромный кусок штукатурки, обнажая дранку. По стенам стояли три газовые плиты, покрытые слоем жира, а трубы и провода были мохнатыми от многолетней копоти. В центре кухни кучковались разношерстные деревянные столы, с потолка свисала тусклая лампочка с чёрной от мух липучкой, а по стенам были развешены посудные полки с алюминиевыми коричневыми кастрюлями. По столам и плитам вольготно паслись стада тараканов.
Были также осмотрены ванная комната со скользкими, как в гроте, стенами, разбитая ванна, чёрно-серая внутри, и туалет, напоминающий привокзальный в захолустном городке.
Весь коридор был заставлен шкафами всевозможных времён. Тут были шкафы 40-50-х годов, основательные и неподъёмные, как та эпоха: их вынесли в коридор, приобретя более современные. Были шкафы современные, приобретённые по случаю ещё в застойные времена, в надежде на лучшую жизнь - то есть отдельную квартиру. Сначала эти шкафы тщательно береглись, оборачивались покрывалами, чтобы не поцарапалась полировка. Со временем, когда надежды на лучшую жизнь таяли, терялась и ценность шкафов. Покрывала снимались, шкафами начинали пользоваться. Порой эти шкафы ненавиделись, как виновники несбывшихся надежд. Потом они превратились в неотъемлемую часть коммунального коридора, как встроенная мебель.
Наина Иосифовна, закалённая жизнью, перенесла осмотр мест общего пользования мужественно, но Татьяна заметно сникла.
Тем временем в квартиру ввалились грузчики, и с ними - Гений Иванович Безмозглый, в силу своей универсальности будучи везде на подхвате.
– Ну чего, мебеля-то вносить?
– поинтересовался он.
– Вносите!
– распорядилась Татьяна.
В трудные минуты, когда отец депрессировал, она всегда брала бразды правления семьёй в свои руки. Точнее, обеими семьями - родительской и своей. Если разобраться, то настоящей главой семьи была именно она.
– Лёша, - обратилась она к мужу, - проследи-ка это дело.
Гений Безмозглый, деловито осмотрев комнату, присвистнул, выражая удивление её размерами, и подошёл к зарешеченному окну.
– О, с видом на помойку!
– почему-то радостно воскликнул он.
Ёлкины бросились к окнам: действительно, под ними красовались три переполненных мусорных бака.
– Боря, можно сходить в жилищную контору и попросить перенести эти баки, - утешила мужа Наина Иосифовна.
– Из уважения... За прошлые, так сказать заслуги...
– поддакнул Генька.