Вот пришел папаша Зю...
Шрифт:
Ёлкин и его окружение снова погрузились в легкий шок.
– Простите, а какой нынче год?
– догадалась, наконец, поинтересоваться Татьяна.
– Ха-ха-ха!
– расхохотался Зюзюкин, и вся его свита подобострастно развеселилась.
– Шутку я оценил. Да, вы правы: ваше время истекло. Ну что ж, справка персонально для вас: сейчас июль двухтысячного года. Начало нового века, новой эры. Хотя иные утверждают, что третье тысячелетие начнётся через год. Но мы его начнём сейчас. С приходом к власти коммунистов всегда начиналась новая эра!
– торжественно заверил
Борис Николаевич повернулся к своей свите, все ещё пребывавшей в прострации, зловеще прошипел:
– Ну я этого Гения!
– и показал отсутствующему Геньке кулак.
– Одно слово - Безмозглый!
– выдохнул Валентин Юнашев.
– Папа, ты только не волнуйся, - попросила Татьяна.
– Ещё можно всё поправить: Гений Иванович вернёт нас обратно.
– Где этот охламон?
– грозно спросил Ёлкин.
– В лаборатории остался.
Ёлкин снова обернулся к Зюзюкину, решив поменять тактику:
– Что ж, Геннадий Андреевич, я надеюсь, вы честно победили на выборах. Теперь этот кабинет по праву принадлежит вам, - Борис Николаевич указал на дверь с красивой табличкой.
– Надпись вот только сменить нужно, - уточнил Зюзюкин.
– Это дело несложное. А нам разрешите-ка удалиться на... небольшую оправку, так сказать.
– Конечно, конечно, - великодушно разрешил Зюзюкин.
– Я же понимаю: предвыборные волнения, стрессы - в вашем возрасте... Я думаю, вам нужно серьёзно отдохнуть от государственных забот, Борис Николаевич. На заслуженный отдых, как говорится. Но если вам будет что-нибудь нужно в личном, так сказать, порядке, прошу не стесняться - обращайтесь прямо ко мне. А свои распоряжения относительно вас я пришлю.
«Да уж, как же, приду я к тебе с поклоном, разбежался, - подумал Ёлкин.
– Распоряжения свои относительно меня он пришлёт. Губу раскатал! Сейчас вернёмся назад в свой девяносто восьмой, а потом в девяносто шестой, и хрен ты у меня победишь на выборах».
А вслух сказал:
– Хорошо, Геннадий Андреевич. Ещё раз поздравляю с победой и желаю удачи.
– Спасибо, Борис Николаевич, - от успеха Зюзюкин даже поверил в искренность экс-президента.
На прощание оба пожали друг другу руки.
«Отцарствовал своё, старый маразматик», - самодовольно подумал Зюзюкин, крепко сжимая руку Ёлкина.
«Как пошла бы тебе эсэсовская форма», - в свою очередь подумал Ёлкин, тряся влажную ладонь Зюзюкина.
Когда Борис Николаевич со свитой быстрым шагом вошли в лабораторию, Генька удручённо возился у своей SОНЬКИ.
– Сукин ты сын, понимаешь!
– набросился на него Ёлкин.
– Ты куда это нас перекинул? Это же в кошмарном сне не привидится такое!
– А куда?
– поинтересовался Генька.
– В двухтысячный год - вот куда! Башка, два уха!
– В двухтысячный?! Ё-моё!
– глаза у Геньки полезли на лоб.
– То-то я думаю, что-то нас как-то необычно колбасило... В будущее! Она ж у меня только на прошлое работала!
Но никто не разделил честолюбивых восторгов конструкторского ума Безмозглого.
–
– Зюзюкин на выборах победил.
Генька присвистнул.
– Значит, снова светлое будущее строить начнём, - предположил он. И лукаво подмигнул: - Это ж, выходит, мы снова все «товарищи» стали?
– Тамбовский волк тебе товарищ, - оборвал его Ёлкин.
– Ты что там нахимичил со своей машиной, чучело сибирское?
Генька опять почесал затылок. Сразу по прибытии, проводив высоких гостей, он бросился за светонепроницаемую портьеру, но - увы!
– бутылок «Абсолюта» за ними не было: они остались в девяносто восьмом году. А тут ещё эта катавасия с перемещением... Одни неприятности!
– Да я... того...
– стал мямлить он.
– Ну?!
– Шампанского маленько в неё добавил. Сонька моя, покойница, шампанское любила...
– Дур-рак!
– воскликнул в сердцах Ёлкин.
– Кто же водку с шампанским мешает?!
– То-то я думаю: не та реакция у меня пошла...
Борис Николаевич хотел сгоряча совсем уж нехорошо ругнуться, но покосился на дочь и сдержался.
– Вот что... Гений ты наш Безмозглый, понимаешь, - обратился он к Геньке, стараясь, насколько возможно, держаться в рамках.
– Давай-ка живо нас обратно, хотя бы в родной девяносто восьмой вертай.
– Не получится живо, - развёл руками Генька.
– Тут дело такое, что в бидоне из составляющего узла перемещений дыра образовалась. Чёрт-те знает, то ли бидон проржавел, то ли топливной смесью разъело. В дыру эту все винные пары от перегонки «Абсолюта» и вышли. А у меня работает принцип закрытой циркуляции: на чём приехал, значит, на том и уезжай, только в обратном порядке. Теперь ехать обратно-то не на чем!
– ...мать твою...
– не выдержал всё же Борис Николаевич и зловеще двинулся на Геньку.
– Башку с плеч!
Генька юркнул за SОНЬКУ, серьёзно опасаясь за свою жизнь.
– Как же я без башки перекидывать вас обратно буду?
– ощерился он из-за бидонов.
– Вы без моей башки тут навечно останетесь. В светлом, так сказать, будущем.
Безмозглый наглел на глазах. Однако в правоте его слов никто не усомнился.
– Гений Иванович, - вмешался Сергей Ястребженский, решив пойти на компромисс, - мы вполне допускаем, что у вашей машины могут быть технические сбои и прочие недочёты. Но у нас к вам убедительная просьба: пожалуйста, верните нас в исходное положение.
– Я всё исправлю, - пошёл на мировую Генька.
– Только мне время нужно: покумекать маленько.
– Давай кумекай быстрей, дубина стоеросовая, понимаешь!
– в гневе Ёлкин был страшен.
– До вечера время тебе даю! Чтоб сегодня же перекинул нас обратно!
– Да мне чего, мне хоть сейчас, - стал оправдывался Генька.
– Вот поди знай, как она, - он кивнул на SОНЬКУ.
– Я ж говорил, она у меня с норовом. И топлива нету - все ёмкости пустые.
– Дать ему всё, что нужно, - распорядился Ёлкин, обращаясь к Бородкину.
– А вы, Валентин Борисович, проследите за ходом работ.