Вот в чем фокус

Дробиз Герман Федорович

— Вот оно что,— побледнел субъект.— А я-то ду­маю, что за встреча на двадцать втором километре.

— В городе стрельба на открытом воздухе запре­щена,— сказал Джазовадзе.— Давайте, товарищи дуэ­лянты, занимать рабочие места. Время не терпит.

Опрокиднев стоял на опушке осеннего леса. Солныш­ко усердно золотило сосны. Поблескивала паутина на кусте можжевельника. Тонко, усыпляюще жужжала какая-то мушка. Опрокиднев окинул растроганным взо­ром простор небес и ощутил нежелание умирать в этой обстановке. Впрочем, и в любой

другой тоже.

Напротив него, в двух десятках шагов, стоял субъект с портфелем. Он закрыл глаза и беззвучно шевелил губами.

— Ребята,— сказал Опрокиднев.— Посмотрите на этого гражданина. Разве он швырнул мне обратно рас­чет паропровода, эту поэму, сотворенную мною в соав­торстве с инженером Шараруевой? Разве он бросил тень на доброе имя нашего института? Так стоит ли нам обагрять невинной кровью осенний пейзаж в районе двадцать второго километра? Нет, нет и еще раз нет,— убежденно закончил Опрокиднев.

Он перешагнул роковую черту и подошел к против­нику. Они обнялись.

— Здесь, недалеко от автобусной остановки, есть закусочная,— радостно сообщил субъект с портфелем, не размыкая объятий.— Там должно быть пиво.

— А перчатка? — вспомнил Опрокиднев после треть­ей кружки.— Где моя перчатка?

— Понимаешь,— сказал Аабаев,— передать мы ее пе­редали товарищу Промышлянскому, а попросить об­ратно было неудобно.

— Что ж,— сказал Опрокиднев,— у меня осталась еще одна. И следующему противнику я брошу ее в лицо сам.

ОПРОКИДНЕВ - МИСС ЕВРОПА 75

Однажды, когда Опрокиднев сидел над расчетами па­ропровода высокого давления, к нему подошел профорг Курсовкин.

— Опрокиднев,— сказал он.— Идем. Ты нам нужен как опытный советчик в деликатном вопросе.

— А в чем дело? — спросил Опрокиднев, умно­жая четырнадцать на девятнадцать.

— Нужно выбрать кандидатуру для одного мероприя­тия,— объяснил Курсовкин.

Вскоре они вошли в комнату, где уже сидели члены местного комитета Аабаев, Джазовадзе и Чубарик.

— Опрокиднев,— сказал Курсовкин.— Тебе, может быть, неизвестно, что в настоящее время везде и всюду проводятся конкурсы красоты. Они называются выборами мисс. Схема движения такая. Мы выбираем мисс нашего проектного института и посылаем ее на районный кон­курс. Там выбирают мисс района и посылают ее на го­родской конкурс. И так далее вплоть до мисс Европы и мисс Планеты.

— А какому примерно званию соответствует долж­ность мисс Планеты? — спросил Аабаев.— Кто как ду­мает?

— По моим прикидкам,— сказал Джазовадзе,— примерно полковнику военно-воздушных сил.

— А я считаю, никак не меньше генерального сек­ретаря Организации Объединенных Наций,— взволно­ванно сказал Чубарик.

— Полковник не полковник,— сказал Курсовкин,— но заместитель директора, почему нет?

— Не знаю, не знаю,— сказал Аабаев.— Из моего ума никак не уходит строчка великого

русского поэта «Летит, летит степная кобылица и мнет ковыль».

— Кобылица, товарищ Аабаев,—строго сказал Опро­киднев — это не должность. Это, скорее всего, призва­ние. Что касается мисс Планеты, то в первую очередь она соизмерима с игрой хоккейной команды «Спартак» в лучшие минуты ее третьего периода. Кроме того, в качестве официально зарегистрированного эталона кра­соты она служит на одном уровне с сигналами точ­ного времени, время от времени испускаемыми нашими радиоузлами. И наконец, являясь носительницей на себе всего самого передового и модного, мисс Планета не­осознанно управляет творческими порывами человечест­ва, включая сюда музыку, живопись, литературу и кине­матограф.

— Опрокиднев,— сказал Курсовкин,— может быть, тебе это неизвестно, но мы считаем тебя лучшим зна­током женщин нашего института. И мы ждем, что ты поможешь нам выбрать из них самую достойную кан­дидатуру на районные выборы мисс.

— Однажды мне было шестнадцать лет,— вспомнил Опрокиднев,— я шел по улице со своим дядей. Несколь­ко раз он оборачивался и говорил: «Какая девушка!» Тогда я спросил: «Дядя! Что вы в них находите?» Тог­да дядя ответил: «Доживи до моих лет». И вот я дожил до его лет, и в полном объеме сбылось пророчество дяди.

— Ближе к делу,— попросил Аабаев.

— Товарищи! — заверил Опрокиднев.— Все женщи­ны нашего института привлекают меня своей загадоч­ной привлекательностью и будут привлекать ею всю жизнь. И у гробового входа не забудутся хрупкие очер­тания старшего инженера Марианны Власьевны, упругие шаги заведующего лабораторией Наказаньевой Е. А., тронутые ласковым загаром руки молодой лаборантки Клары. А разве можно пройти мимо внимательных глаз официантки нашей столовой Вероники? Равным обра­зом было бы преступлением не коснуться в этом воп­росе роскошных натуральных волос архивариуса Кле­ментины Стоппер! Давно я, кстати, не любовался игрой неонового света в ее задумчивых кудрях, несмотря на ежедневные посещения архива, где стройный стан млад­шего библиотекаря Анастасии Н. влечет меня своим странным изгибом.

— Стоппер ушла на пенсию,— объявил Джазовад­зе.— Прошу тебя, Опрокиднев, выбирать только из штат­ных должностей.

— Не будем формалистами,— обиделся Опрокид­нев.— За сборную регбистов нашего института вот уже второй год играет небезызвестный Клокотайло. И раз­ве не мы нанимали в прошлом году артель инвалидов для поездки на уборку свеклы в подшефный совхоз?

— Ты что же, Опрокиднев,— спросил Чубарик,— толкаешь нас на подставку?

— Ни в коем случае,— удачно парировал Опрокид­нев.— В разбираемом нами вопросе мы свободно обой­демся своими кадрами. Возьмите Наталью Сергеевну с ее коленями. А Шараруева, с ее едва располневшими боками? А Соня, с ее тонкой беззащитной шеей? А Рита, с ее красивым, широкоплечим мужем? А...