Вотчина Дажьбога
Шрифт:
– Не бойся! Сила с тобой!
Но она и не боялась. Слабые ножки налились мощью, бешено рвущий платье и колотящий невидимыми кулаками в грудь ветер больше был не в силах сопротивляться молодой ярости. Откуда-то из глубин пришло ощущение Силы, и Оленька неожиданно для себя, вскинув маленький кулачок, вскрикнула. И тут же услышала ответный мощный рев Пера, успевшего взобраться на бак и взметнуть блистающую секиру.
И этот выкрик пулей устремился вперед, незримо прошивая автомобили, грузовики, автобусы. И хоть большинство водителей вряд ли могли услышать его, но все же они торопливо сворачивали в сторону и
Люди шарахались в сторону и замирали в почтительном восхищении, птицы срывались и улетали, а псы поджимали хвосты и прятались. Само воплощение небесного гнева неслось сейчас по улицам города.
Наконец серые бетонные коробки закончились, и сверкающая змея двухколесной техники вольготно растеклась по трассе, заставляя и встречных, и попутных жаться к обочине и почтительно пережидать извивающийся поток.
Буян затянул нечто лирическое. Его высокий чистый голос разносился далеко, легко рассекая низкое гудение двигателей и сбивчивый горячий шепот ветра. Конечно, весь отряд знал эту песню и готовился с громом вступить. Пер, захваченный переливчатым голосом, успел подумать:
– Как угадал чертяка песнь удачи, то, что сейчас нужно. Лишь бы Михаил почувствовал в своих чащобах!
Обычно отряд вспоминал ее перед заварушкой, бравируя бесшабашностью и призывая боевую удачу. Или после боя, славя Перуна и счастливый случай, что позволил одолеть противника и остаться живыми.
Пер вступил, оживляя лирический напев и обращаясь к своим побратимам, те не замедлили с ответом. Бесшабашная и удалая песня крепла и ширилась. Горячий ветер молотил тысячью кулаками в грудь. Запахи леса и горячего асфальта, минуя нос, били прямо в мозг. Затекшая спина сама собой распрямлялась, разводя плечи в горделивом развороте.
Оля вновь встала на ножки, глупо улыбаясь набегающему ветру. Пер похлопал ее по плечу и жестом указал за спину. Там половину высокого и пронзительно бирюзового неба закрыла чернильная туча, точно развевающийся черный плащ на плечах отряда. Спереди косыми жаркими лучами парило медовое солнце, а сзади несся холодный и мрачный грозовой фронт, свирепо погромыхивая пока еще невидимой молнией.
Девочка рассмеялась непонятно чему. Байкер удовлетворенно кивнул и вдруг подхватил хрупкое тельце одной рукой, снял с бака и, свесившись всем корпусом, опустил ее близко-близко к серой сухой летящей навстречу ленте асфальта. Но она не испугалась, а зачарованно и нежно коснулась размытой полосы дороги.
Могучий и большой, как паровоз, байк Кабана поравнялся с Пером. Огромный затянутый в броню мужчина смеялся и распевал во всю луженую глотку, и даже рокочущий ветер не мог перекрыть его трубный глас. Толстая, точно столб, рука Кабана протянулась и бережно приняла вес девчонки. Пер вырвался вперед, а Оленька поплыла низко над асфальтом, кочуя с руки на руку, пока благополучно не осела на баке у Старца в хвосте колонны. Ее растрепавшиеся русые волосы путались в беснующейся белой бороде, точно два осьминога, вступившие в яростную схватку.
Предводитель отряда вновь выбрался на бак, раскинув руки в стороны, позволяя горячему и влажному ветру
Внезапно посигналил Старец. Пер обернулся. Старик поднял большой палец вверх. Байкер улыбнулся в ответ и опустился на сидение.
Спустя час колонна съехала на едва заметный лесной проселок. Заработала умная подвеска, позволяя людям плыть, точно лебедь по воде, в то время как колеса отчаянно боролись с ямами да ухабами. Большая часть байков растянулась гуськом, однако пара легких мотоциклов под предводительством Буяна двинулись параллельным курсом, лавируя между стволов.
Пер не стал одергивать «нарушителя», такова уж природа Буяна, исследовать, лезть на рожон, постоянно испытывать свою удачу.
Еще час напряженной борьбы с извечной русской бедой, и впереди показалась небольшая деревенька, дворов десять, не больше. Ошкуренные бревна еще не успели потемнеть, и окна порой еще чернели провалами, но кирпичные трубы исправно курились белесым дымком.
Колонна выстроилась широким полумесяцем, низкий гул турбин перешел в едва ощутимую вибрацию, «стальные кони» легли на высокую траву, спустив воздух из пневомподвески.
Мотоциклисты с шумом покидали свои седла, потягивались, разминались. Тут же возникли разговорчики, смех, споры, – словом все то, что неизменно сопровождает дружную мужскую компанию.
Оленька, сидя верхом на отце, после недавних упражнений слабые ножки совсем отказывались держать, возбужденно размахивала руками и даже подпрыгивала, пересказывая кандидату свои приключения.
– Папа! Так здорово! Давай еще!
– Обязательно, милая. Обязательно, – устало приглаживал растрепанные русые волны отец.
– Пап! Когда дядя запел, я чувствовала себя такой сильной. Я могла бы всю дорогу на ногах простоять! И даже до магазина дойти! И когда над самой дорогой меня передавали, было совсем ни капельки не страшно! – девочка отстранилась от отца и внимательно заглянула ему в глаза. Липовый цвет солнца запутался в ее всклокоченных буйным ветром волосах, делая ее милой и смешной. Только глаза Оленьки не смеялись, они были максимально серьезны: – Может, отдадим этот камень, а дядя будет меня время от времени катать. Как думаешь, это поможет? – В ее голосе звучала мольба пополам с надеждой.
Лена молча обняла их и положила голову на плечо мужу. Бесконечные переживания вымотали ее до крайности, но, похоже, небольшой концерт «Секиры Перуна» немного успокоил ее. Лицо матери разгладилось и, казалось, даже озарилось тихим внутренним светом.
– Быть может, милая!– ласково пригладил русые волосы кандидат.
На центральной улочке показался высокий широкоплечий человек. Кряжистый, точно столетний дуб. Он шагал широко, слегка враскачку. Набежавший ветерок путал волны бурых волос и играл с черной кудрявой бородой. Просторная клетчатая рубаха навыпуск и как всегда закатанными рукавами не могла скрыть могучее сложение своего хозяина. Широкие потертые джинсы были украшены множеством всевозможных карманов: накладными, вшитыми, на пуговицах, молниях или завязках. На поясе красовался видавший виды разгрузочный ремень с инструментами.