Вотыты

Зима Ольга

– Я не устану повторять, пока вы меня еще слышите, – голос Киринна был сильным, но громоздким, как его доспехи. – Нельзя искать повод для битвы внутри Дома! Как вы не понимаете! Цвет шкуры, цвет волос, крошечные различия в повадках не делают нас вовсе разными! Черных много, это так, но кроме белых есть еще бурые волки! Кроме бурых есть степные, на границе со Степью! Есть красные и серые! И все они, все мы – волки!

Зал зашумел недружелюбно, Мидир поежился, поражаясь, как Киринну хватает духу ругаться сразу со всеми. А начальник стражи продолжал.

–

Я не хочу гибели своим собратьям, но наш мир – жестокое место, где может пострадать всякий, где самая нелепая случайность способна обернуться трагедией. В том патруле погибла не только моя дочь, множество семей скорбит по своим чадам, а вы опять ищете повод отколоться от черных волков и собственного Дома! Проявите уважение к чужой потере, не обрекайте себя и свои семьи на беспощадную, бессмысленную войну.

– Обрекать? Сам мир толкает нас к этому! Ты видишь короля Джаретта чаще нас, ты знаешь, как он «любит» быть милосердным, – заговорил волк, сидящий прямо над Мидиром. – Его глаза черны, как его душа, среди его щенков затесался разрушитель мира, чернота застилает все, живущее под сводами Черного замка, и это следует прекратить, если мы хотим спасти собственный мир!

– Мир? Или белые камни и белые одежды? – Киринна непросто было вывести из себя, но Мидир видел, что его белый волк к тому близок. – В черных волках ровно столько зла, сколько в белых, как можно вам оставаться настолько слепыми? Терпение у Джаретта короткое, если мы возжаждем войны, нас просто сомнут, вы этого хотите, вы этого добиваетесь?

– Ты просто трус! Не смеешь стребовать виру за свою дочь у короля-убийцы! Лизоблюд и служака, прихвостень черных! Игрушка в руках Джаретта, тренировочный манекен без воли и чести! Твоя вира могла дать нам настоящий повод для обсуждения прав и свобод белых волков, а ты опять не делаешь ничего!

Слова больно ударили по ушам, резанули где-то внутри груди, Мидир не смог сдержаться, покинул свою тень и выскочил в центр, спиной к начальнику стражи:

– Да как вы смеете обвинять Кир-р-ринна?! Как вам не стыдно?!

Волки переглянулись, зашуршали шелестящими голосами, приподнялись с мест, стража дружно шагнула вперед.

– Киринн, что здесь делает этот черный волчонок? Это закрытое дело нашего дома! – лица говорящего Мидир не видел, отчего махом стало страшно.

– Убейте его, и дело с концом, – лениво отозвался кто-то другой.

– Только троньте его, и прежде Джаретта до вас доберусь я, – голос Киринна вдруг стал очень тихим и гулким, а за ним стихли и остальные.

В тишине отчетливо прогремели тяжелые шаги, и Мидира подхватили на руки. Несмотря на то, что семь лет – уже почтенный возраст для королевского волчонка, Мидир сопротивляться не стал. Прижался сам, поплотнее, не смотря на взрослого из здоровых опасений получить осуждающий взгляд.

– Убивать детей дело последнее! – вроде Киринн говорил спокойно, однако стены чуть было не дрогнули. – И волчат любого цвета никто не тронет, пока я жив. Никто никого не убьет. Я выслушаю все, что вы

еще хотите сказать мне. Но мы уйдем вместе!

Мидир, прижатый к плечу Киринна, еле смог отвести взгляд от Олли. Второй принц крутил в голове обрывки услышанного, где причудливым образом сочетались слова «королевский долг», Джаретт – без приставки король или Великолепный, долг Киринна как белого волка… И то, что король, кажется, мог спуститься в мир теней за душой Олли даже после смерти! 

Это понимание еще сильнее обожгло душу принца. Кажется, король, да – потому что волки-стражи дают ему присягу, они в чем-то ближе, чем родня. И пусть Мидир не будет королем, но если станет – то обязательно будет, каждый раз будет пробовать вернуть ушедшую раньше времени душу! 

Тут он понял, что опять думает не о том. Нужно помочь Киринну, а то его свои растерзают!

Сидеть спокойно расхотелось, Мидир заерзал, опять возвращаясь мыслями к разговору и опять не находя в нем ничего утешительного.

– Лучше не мешай, мой принц, мой волчонок, – тихо прошептал Киринн, словно бы поняв мысли Мидира.

– Пр-р-рости, – пробормотал Мидир, прося прощения не у матери первый раз в жизни. 

Если это нужно для Киринна, можно и посидеть, прижавшись к латам белого волка, не слишком похожего на свой клан.

Воздух продолжал звенеть от множества голосов, обвинявших Киринна, звучавших все громче и требовательнее.

– Я не буду требовать долг за смерть дочери, – повторял Киринн опять и опять.

Белые волки угрожали и уговаривали, как будто им действительно нужен был какой-то благородный повод пойти против волков черных. Наконец, упавшая за очередными словами Киринна тишина показалась Мидиру колкой, ледяной и еще более угрожающей.

– Джаретт не должен… – начал кто-то, но начальник замковой стражи перебил говорящего, чего на памяти Мидира не случалось ни разу.

– Я не буду обсуждать, что должен или не должен делать наш король. Вы, кажется, забыли, в силу своей молодости, что именно Джаретт смог сковать Словом наш мир, остановить взбунтовавшиеся от наших распрей Светлые земли. Вы, кажется, забыли все, что давали присягу – ему, Джаретту Великолепному, нашему королю.

– Но войны не перестали… – вклинился все тот же голос.

– Войны никогда не перестанут, покуда в этом мире остается хоть кто-то живой. Зато их стало гораздо меньше, чем раньше.

– Он убил Касса!

– В честном поединке, – парировал Киринн. – Касс сам вызвал его, усомнившись в праве на трон. Это было его право, как и право Джаретта – убить на дуэли.

«К фомор-р-рам эти дуэр-р-ри», – в который раз подумал Мидир, не приподнимая никакого-такого Касса. Может, идея запретить их хотя бы в Черном замке не так уж плоха?

– Джаретт мог спасти Олли! – обвиняюще указала почему-то на Киринна чья-то рука. Женская рука, как смог увидеть Мидир. К руке прилагалось лицо, красивое, тонкое, искаженное сильными чувствами и отталкивающее сейчас настолько, что Мидир предпочел отвернуться.