Вовка в Троеклятом
Шрифт:
Ведьма нервными шагами измеряла небольшую темницу. Вовка что-то задумал, а что именно? И тем более не было абсолютной уверенности, что его план выгорит. А сидеть и ждать у моря погоды — не в ее правилах. Что-то нужно было предпринимать. А для этого первейшим и необходимейшим условием являлась свобода. Приоритетная задача была определена, а вот ее решение…
Стало немного понятно, что представляет из себя неведомое колдовство, пропитавшее все вокруг. Законсервированные чары неопределенной направленности активизируются после применения колдовства и не только нейтрализуют его, но и приводят к обратному
С другой стороны вырваться из каменного мешка при помощи физической силы не удалось бы даже Серенькому. Чего же говорить о хрупкой девчонке?
Оставался еще один вариант: хитрость и обман. Но для того, чтобы им воспользоваться, необходимо иметь объект воздействия, потому как дурить саму себя — занятие скучное и бесперспективное.
Яна подошла к дверям и в течение часа пыталась привлечь хоть чье-то внимание. Начав с обыкновенных стонов, она постепенно перешла сперва на крик, а потом и на истошный визг. Все безрезультатно.
Получалось, как ни крутись, а без колдовства не обойтись. Только нужно все тщательным образом обдумать.
Ведьма забралась с ногами на оббитые мехом нары (Хоттабыч ведь обещал комфорт), обняла колени и, прикрыв глаза, погрузилась в размышления.
— Василий, что-то ты смурной какой-то, случилось что? — Обратился к сокамернику Серенький, как только за их спинами с лязгом захлопнулась тяжелая дверь.
— А ты считаешь, что с нами ничего не произошло?
— Ну, не настолько же, чтобы делать траурную морду. Видишь, даже водку не отобрали, — в доказательство своих слов медведь звякнул котомкой. — У меня и рыбка имеется. Поужинаем, поспим, а там глядишь, Вовка придумает, как нас вызволить. Шибко умный он, однако. Даже Хоттабычу голову задурил.
Серенький вытащил сразу две бутылки водки и охапку вяленых лещей. Сдвинул на край тюремный ужин, заблаговременно оставленный на вмурованном в пол одноногом столике, наполнил глиняные стаканы.
— О нем-то я и беспокоюсь, — сказал кот, чокаясь с медведем.
— За него не волнуйся, выкрутится.
— Вот, и я думаю. Может даже уже.
— Что уже?
— Выкрутился.
— Ты про что?
— Понимаешь, — Васька жадными глотками опустошил стакан, оторвал от рыбы плавник и, словно зубочистку сунул его в рот, — пока вы тут с Яной кого попало из неволи выручали, мы в лесу черта словили. Он готов был Вовку сию минуту домой отправить.
— Так не отправил же.
— Вовка сам не захотел. Сказал, потом. А черт связанный в избушке лежит. Вот я и думаю, что он решил воспользоваться услугами беса. Глянул в какую непонятку мы вляпались.
— Васька, ты не прав. Ежели он тогда не смылся, когда знал только, что мы в Город подались, то уж теперь и подавно нас не оставит. А если и захочет воспользоваться услугами нечистого, то только для нашего освобождения. Может, как раз в этом и заключается его план?
— Будем надеяться… Ну что, будем… — Васька призывно поднял вновь наполненный стакан.
Вини Пух явился в отель только с наступлением темноты. Несмотря на то, что еще у
Затем последовал, как минимум, часовой обмен с Пятачком извинениями, прощениями и страшными клятвами в вечной и нерушимой дружбе.
Когда страсти улеглись, последовал хоть и припозднившийся, зато изрядно затянувшийся ужин. Весь день Пух старался быть осторожным и, добравшись до места, оставил всю свою подозрительность за дверью заведения. Поэтому он не заметил чуть более холодного приема обычно радушных хозяев.
Медвежонка усадили напротив Соловушки, который ввиду наступления темноты покинул свой пост и, с чувством исполненного долга, дожидался вечерней трапезы. Оба беспечных едока не обращали внимания на то, что блюда им подают одинаковые, причем одновременно. И уж тем более они не замечали пристальных взглядов хозяев и их многозначительных перемигиваний.
— Ваньша, я ничего не понимаю, — натужно шептал воевода солдату, отведя его в один из тихих уголков, — творится что-то совершенно непонятное. Мне нужен твой совет.
— Один хрен не воспользуешься, — скептически заметил Иван.
— Поймали медведя, кота, девчонку и, самое главное, Сантехника. Причем его я самолично провел к темницам, чтобы он друзей своих спасал. Но тут нагрянул Хоттабыч и всех накрыл.
— И тебя заложил Емеле?
— В том-то и дело, что нет! Отпустил подобру-поздорову. Но это еще не все. Он меня прогнал, я, как будто ушел, а сам быстрехонько крюк темными коридорчиками сделал и все подслушал. Тока ничерта не понял. Сначала Сантехник говорит колдуну: «Отпусти, я тебе пригожусь», а тот ему, ладно, мол, отпущу, но не навсегда, а только на сутки, а если не вернешься, бабу с медведем запытаю. А тебе все равно худо будет, и тебе, говорит, Али Баба, худо будет, если проболтаешься.
— Так там и визирь был?
— Нет, он тоже подслушивал, а колдун как-то узнал. И теперь я в тягостных раздумьях. Мне не известно, знает ли Али Баба, что это я привел Сантехника. И если знает, будет ли про меня говорить Емеле? А может мне первому про всех рассказать? Что колдун отпустил Вовку, а визирь все знает и молчит? Так я раскрою заговор!
— Который сам и начал.
— Это как?
— Ты же не поднял тревогу сразу. А, наоборот, помогал Сантехнику. Если ты расскажешь про них, то и они про тебя молчать не станут. И всем вам секир башка. — Выдал свой оптимистический прогноз солдат, а потом добавил, — если Вовка не победит.
— Не хочет он побеждать. Он даже Хоттабыча не стал заколдовывать, а отправился ему помогать. Все так перепутано… И еще колдун привязался, выпытывал все про какую-то единорогую жабу, которая сдохла. А если не вспомнишь, говорит, молись. Только помочь сможет бог особенный, Анусом кличут… а я ни про жабу, ни про бога этого понятия не имею… Если б я уже нашел Емелькины сокровища, точно дал бы деру. Так, что присоветуешь?
— Сначала определись, за кого ты.
— За того, кто победит, конечно!