Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы
Шрифт:
— Ты ошибаешься, брат. Рьястор уже сделал это. Просто смотри.
И он, собравшись, совершил то, что должен был. Следуя ее вере в него, вытолкнул из тела небесного цвета вихрь, пронесшийся по поляне неудержимым штормовым потоком. Он смог еще раз…
Лутарг едва успевал отслеживать смену событий, оболочек и времен, через которые проводили его воспоминания рьястора. В одно мгновенье он был мальчиком, приручающим своего духа, в другое — стал мужчиной, демонстрирующим скрытую в нем силу, или превращался в ревущий в горном ущелье ветер, поднимающий каменные глыбы над землей и бросающий их в скалистую твердь. Он обращался в девушку, закручивающую в стремительный водоворот морскую гладь и играющую волнами,
… Она кружила по комнате, и вслед за ней неслось грозовое облако, изредка вспыхивающее световыми пятнами молний.
— Он завидует мне. Просто завидует. Я смогла, а у него не получилось. А если у него нет, то и другим нельзя. И вообще, почему он командует? Я такая же старая, как он. Мы вместе пришли сюда! И что, что мужчина, брат? Он все равно не сильнее меня!
Он молча наблюдал за ней, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, понимая, что в его словах, как подтверждающих, так и отвергающих, нет необходимости. Возможно, она даже забыла о его присутствии, ведя этот разговор-возмущение с самой собой.
— Он расплодил целый народ. Отстроил города. Разве этого мало? Я же не вмешиваюсь в его дела. Живут и пусть живут, жгут, рубят, ломают, мне все равно, лишь бы к нам не совались. Так нет! Моих решил себе присвоить!
Чем больше набирал силу голос женщины, тем темнее становилось, и чаще вспыхивало молниями следующее за ней облако, а на последних словах на улице грянул гром, чему он даже не удивился.
Риана была чистым духом, воплощением всех сил, когда-либо существовавших и существующих ныне, могла стать, чем угодно, следуя одному лишь желанию, и каждая из стихий вторила ее настроению. Сейчас Нерожденная злилась, и это означало, что природа бушевала вместе с ней. Гроза и шторм — это самое малое и, вероятно, лучшее из того, что могло вообще произойти.
— Посягнуть на моих детей! Да как он посмел?! Я ему этого не спущу!
Женщина резко остановилась и устремила на него пылающий яростью взор. В нем было все: обещание потопа и губительных волн, разверзнувшаяся, чтобы поглотить, земля, пытающие костры ревущих пожарищ, — в нем жила кара, обещанная тому, кто посмел перечить ей.
— Что ты молчишь, Повелитель? Ты мой первенец! Мое лучшее творение и я отдала тебе их! Это теперь твои люди! Мой подарок! Так борись!..
Лутарг с честью выдержал ее взгляд, прежде чем оказался на поле боя. И это было безумство! Абсолютное и бесконечное безумство! Искореженные тела, разметавшиеся на земле, всполохи огня все еще лижущие одежды, едкий запах обгоревшей плоти и стоны, отчаянные стоны прощающихся с жизнью людей. Все это напомнило молодому человеку массовый обвал в Эргастенских пещерах, когда несметное количество каторжников было погребено под слоем камня и каменной пыли. И их хрипящие, надрывные крики обреченных на смерть долгие дни, блуждавшие по сочленениям подземных коридоров, будоража слух выживших.
На это было страшно смотреть. Страшно видеть детские тела с неестественно вывернутыми руками и ногами, вжимающиеся в материнские бока, словно в попытке укрыться от боли и страха. Заглядывать в широко распахнутые, но уже ничего не видящие глаза, в которых застыл ужас последней минуты жизни — беспросветный ужас от вида собственной смерти. Проходить мимо протянутой руки умоляющего о помощи, и не оказывать ее, так как помочь уже не в твоих силах.
Какой бы безрадостной не была жизнь Лутарга, что бы она ни творила с ним, он все же не очерствел сердцем,
… Он прикрывал собой отступление выживших. Он, Сальмир и Окаэнтар — самые сильные духи, все, кто остался в строю. Остальные либо напрочь выбились из сил, либо были изранены настолько, что уже не могли призвать духа.
Они заманили их в ловушку и взяли числом, засыпав градом стрел, камней и копий, слишком неожиданно для того, чтобы он или Риана смогли что-то изменить, слишком яростно, чтобы остановиться и пожалеть беспомощных.
Они хотели уйти, всего лишь уйти, устав бороться, но он оказался не готов отпустить их. Сестра бросила ему вызов, и он принял его, а теперь отказывался изменить свои планы и отречься от мести. Поклявшись стереть тресаиров с лица земли, он намеревался выполнить обещание, даже ценой жизни своего собственного народа.
За всеми этими боями, битвами и болью, он понял только одно — никогда не вставай на пути у всесильных, они сотрут, сравняют тебя с землей, и даже не заметив этого, пойдут дальше, отряхивая пыль твоей сути со своих ног.
Они отступали уже несколько часов, взбираясь все выше в горы, оставляя за собой кровавое месиво из рианитов и тресаиров, из матерей, отцов и детей, которые уже никогда не улыбнутся друг другу. Отступали, унося на себе раненых, растерзанных и опустошенных, и Риана вела их за собой, полагаясь на почти обессилевшую троицу, что прикрывала тылы маленького отряда. Две сотни рожденных с духом — все, что осталось от многочисленного когда-то народа, все, что удалось сохранить в десятилетнем противостоянии брата и сестры, и сколько из них переживут следующую ночь, не знал никто, даже Нерожденная.
— Еще немного, Повелитель. Продержись еще немного, и я выведу вас, — услышал он в себе голос Рианы. — Спрячу вас на другой стороне. Будь готов.
Готов? Он уже давно готов ко всему, даже к тому, чтобы отпустить рьястора, отдать ему материальную часть себя и вернуть миру чистого духа. Он устал быть игрушкой в руках всесильных, не способных на жертвы, даже ради своих детей…
Противоречия и боль разрывали Лутарга на части. Он вроде бы ненавидел, всем сердцем, всей душой проклинал, но, в тоже время, какая-то часть его помнила нежную заботу детский лет и любила. Любила слепо, безоговорочно, не требуя ничего взамен, только отдавая. Она суть его — мать, давшая жизнь, женщина, вскормившая и научившая всему, его личный бог, но и неизменное проклятье, отказавшееся от сына. Она Риана — Нерожденная, но родившая.
… Он слабел с каждой минутой, и вместе с ним терял силы рьястор. Он едва мог держать под контролем все четыре стихии, мешая продвижению рианитов, и они все быстрее разбирали уже не столь внушительные завалы, легче сопротивлялись бурану, обходя стороной ледяные глыбы. Они догоняли, превосходя численностью и бездушно перешагивая через своих собратьев.
— Сейчас, сынок. Иди ко мне!
Призыв Рианы вышиб из него весь воздух и заставил рьястора взреветь. Поблекнувший было дух, вновь засиял, радуясь столь неожиданному признанию, получить которое он уже не надеялся никогда.
Оставив соратников на тропе, он бросился на зов в крепость, где Риана собрала измученную горстку гонимых. Нерожденная ждала его в центральной зале у самого входа, и приняла в объятья своих рук, впервые за долгое время, прижав к груди, как любимого ребенка.
— Я открою тропу и уведу вас туда, где мой брат не достанет, но ты должен мне помочь. Должен держать ее, пока не пройдет последний из наших детей. Я верю в тебя, Антаргин — Повелитель стихий. Ты сможешь, сынок.
Он думал, она не умеет плакать. Все что угодно, только не лить слезы, и ошибся. Сейчас они блестели в глазах, проступали каплями на лице, обжигая солью его сердце.