Вой молодых волков
Шрифт:
— Братик! — свежеиспеченная королева увлекла императора за локоть. В ее огромных глазах стояли слезы. — У меня в голове все это не укладывается! Я думала, такие, как отец, никогда умирать не должны! Как же мы теперь жить будем? Ты отомстишь за его смерть?
— Некому мстить, сестра, — невесело ответил Святослав. — Будет нам всем наука: не оставляй в живых своих врагов.
— Да, это я и так знаю, — так же грустно ответила Видна. — Мы тут изо всех сил стараемся. Кровь как водица льется.
Видна и раньше была очень похожа на мать, а сейчас расцвела еще больше. Но от той несносной пацанки, которой запомнил ее Святослав, не осталось почти ничего, кроме веселых бесенят в небесно-голубых глазах. После получения страшной вести бесенята спрятались глубоко-глубоко,
— Муж не обижает, сестра? — спросил ее император.
— Кто? — горестно усмехнулась Видна. — Виттерих? Да пусть только попробует! Это он на войне боевой. Что бы он без меня делал!
— Люди Косты помогают? — понимающе спросил Святослав.
— Без них нам совсем скверно пришлось бы, — прелестное лицо Видны исказила легкая гримаса. — А так мы о мятеже герцога Фройи узнали день в день. Если бы не наш человек в Тарагоне, все куда хуже пошло бы. Он же меня предупредил, что епископы милости для бунтовщиков попросят. Едва успели перерезать всю эту шваль под Сарагосой. Я тебе так скажу, Святослав: здешние попы — это что-то! Они театр сатанинскими игрищами называют, представляешь? А я без него с тоски умру. Тут ведь из развлечений только церковная служба и казни, или церковная служба за упокой души казненных. Я, братик, от этих святош только одним спасаюсь: беру крест в руку и благословляю тех, кто оспой болеет. Ко мне же эта дрянь не липнет после прививки. Тут до того дремучий народ живет, что я даже удивляться перестала. Они все считают, что меня господь своей милостью наградил и от оспы бережет. Это Радегунда меня научила, стерва продуманная.
— Я останусь на две недели, Видна, — погладил ее по щеке император. — И я сразу отвечу на вопрос, почему я здесь, а не в Братиславе: так нужно! И больше ни о чем не спрашивай! Ты все узнаешь, когда придет время.
В то же самое время. Прага.
Кий наслаждался своей новой жизнью. Ему казалось, что даже солнце стало светить ярче. Префектура Чехия частично перешла на его сторону, как и левобережье Дуная почти до самой столицы. Своих послов прислали сербы, далеминцы, нишане, худичи, лужичане, мильчане и совсем уж крошечные племена Севера, которых отец оставил вассалами, позволив их знати остаться при власти. Южнее было хуже. Дулебские владыки рвались к власти тоже, но их даже не все старосты поддерживали, не говоря уже о простых родовичах. Примолкли устрашенные чехи, хорваты, лучане и седличи. Они для себя ничего хорошего от перемен не видели. Хорутанское Правобережье твердо стояло за законную власть, а особенно за нее стоял Новгород, который крепил оборону и завозил припасы. Префект Норика спешно тренировал ополчение и намечал места для засек. Попробовала было шевельнуться Силезия, но тамошний префект просто собрал пять тысяч хуторян-отставников и утопил бунт в крови. Бобряне, дедошане и всякие слензяне вытерли слезы и дали присягу верности новому государю. Давали ее в церквях и на капищах, украшенных телами бояр, старост и самых крикливых родовичей, еще умиравших в этот момент на кольях.
За Кия были кочагиры, чьи кочевья располагались узкой полосой рядом с Братиславой. За него же встали сыновья Арата, которые смогли перетянуть за собой половину клибанариев из мораванского полка. С пехотой было куда хуже. Первый Германский послал его лесом, второй Дакийский и третий Иллирийский находились слишком далеко, а пятый Молниеносный колебался. С одной стороны, там его уважали, а с другой — воины только что приняли присягу новому государю. Да, воевать можно и словенами, и наемниками-лютичами, но это ведь совсем не то. Простой пахарь для обученного воина — просто смазка для копья, а потому Кий напряг весь свой недюжинный ум, чтобы продумать тактику, которая будет работать исходя из имеющихся у него сил. Получалось так себе, и вдобавок к этому, захватив Рудный городок, он не получил железа. Его не осталось ни единого прута. А еще там не нашлось ни одного мастера.
— Княже! — в его терем, запыхавшись, забежал Мирослав Святоплукович, или, по-простому, Мирко. — Там такое! Там такое! Тебе это самому увидеть надо.
Мирко, как его брат Сташко, был невысок, толст и бородат. Умом они не блистали, и Кий до сих пор дивился, как это им удалось провернуть такую непростую операцию по его освобождению. Они подкупили двоих хорутан, охранявших его флигель, и те засунули его в керамическую трубу, по которой стекало дерьмо из замка. Они же набросали туда всякой дряни, а потому решетка, перекрывавшая выход из канализации, забилась, и ее вытащили для прочистки. Кий, которому пришлось проползти две сотни шагов по лужам дерьма, едва не завыл от унижения. Он вылез наружу грязный и вонючий, а дулебских бояр, что встречали его, чуть не прикончил голыми руками. Впрочем, им хватило ума взять с собой чистую одежду, но как ни полоскался князь в Дунае, воняло от него так, что он еще две недели не рисковал к людям выходить. Гадостно от него воняло… А потом он прискакал в Прагу, где на его сторону сразу же встал префект и открыл ему ворота, как и обещал раньше.
Эдикт «О вольности боярской» Кий подписал, и это вполне устроило знать. Потому-то к нему и потянулись посланники от князей и бояр, которые пришли договариваться по старому обычаю. А обычай этот предписывал ему взять в жены дочерей из примкнувших племен, и Кий согласился и на это. Жаль только мать он вытащить не смог, ее держали под стражей сразу полсотни бойцов. Императрица сидела в своих покоях безвылазно, и к ней даже записку не удавалось переслать. Собственно, вся Замковая гора стала одной большой тюрьмой, где княжеская семья оказалась в заточении. Никто туда больше не приходил, никто оттуда не выходил. Туда ничего нельзя передать, только продукты для кухни завозили. Таков был приказ великого логофета Берислава.
— Там такое! Там такое! — продолжал дурным голосом голосить Мирко.
— Да что случилось-то? — недовольно посмотрел на него Кий, которого отвлекли от размышлений. Он как раз пересчитывал свое войско. Уже пора выходить, ведь холода не за горами.
— Сам посмотри, княже, — ответил Мирко, тыча рукой в сторону реки.
— Это еще что за кикимора болотная? — Кий даже остановился в изумлении.
Прямо на него шла девка огромного роста с поклеванным оспой лицом. Большая часть людей едва доставала ей до плеча, а воинский пояс с мечом висел на ней как родной, не стесняя движений. Как и щит, заброшенный за спину. Девка явно была опытным воином и прошла не один поход. Это Кий наметанным взглядом уловил сразу же. С ней на берег высыпало несколько сотен данов, которые вытащили на песок свои корабли.
— Ну до чего страшна! — совершенно искренне восхитился Кий, который по достоинству оценил тяжелую челюсть и широкий нос девушки. Впрочем, она не была лишена некоторого кокетства, а потому длинные рыжеватые волосы заплела в косу, на конце которой болталась какая-то золотая висюлька. Ожерелье на ее шее тоже было золотым, как и браслеты на запястьях. Богатым оказался и пояс, и рукоять меча, и даже рубаха, на которую пошел отрез шелка.
— Кто такие? — спросил Кий, в упор разглядывая эту деваху.
— Я Гудрун Сигурддоттер, походный конунг, — ответила та. — Кто спрашивает?
— Я князь Кий! Зачем ты врешь? Не бывает баб-конунгов.
— Согласна, не бывает, — девка равнодушно пожала широкими плечами. Видимо, она уже привыкла к подобному отношению. — Я такая одна, и свое место отстояла в бою. Троих зарубить пришлось. Они тоже думали, что баба не может быть конунгом. Но те придурки из Ангельна были, они меня просто не знали. Больше желающих надрать мне задницу не нашлось и, пока я кормлю этих бездельников, они меня слушаются.