Война амазонок
Шрифт:
– Объяснимся лучше – вы точно уверены, что герцог Бофор здесь?
– Разумеется, здесь, да еще с госпожами де Лонгвилль и Мартино, точно в том же порядке, как они выехали с Сент-Антуанской улицы.
– Герцог Бофор здесь? Ну, теперь я не удивляюсь, отчего герцог де Бар так перепугался!
Через несколько минут управитель провел их в комнату, где Бофор спал самым крепким сном.
– Ваше высочество, если бы вам было известно, кто с вами находится под одной кровлей, так вы загородили бы свои двери, – сказал Ле Мофф, разбудив герцога.
– Что это значит?
Атаман рассказал о своей
– Хорошо, теперь я предупрежден, – сказал Бофор. – Остается положить шпагу под бок и спокойной ночи!
– Как угодно вашему высочеству. Спите спокойно, но я не буду спать и лягу у вашей двери, – сказал Ле Мофф.
– Что это, приятель, ты никак не на шутку заразился самоотверженностью ради меня? – спросил герцог.
– Ваше высочество, вы приказали мне явиться к вам во дворец; вероятно, вы имели надобность передать мне что-нибудь. Не отдадите ли мне приказание здесь?
– Охотно сказал бы и здесь, но у стен с потайными дверями должны быть и потайные уши. Подождем немного.
Ле Мофф удалился; герцог подал руку Жану д’Эру, тоже прощаясь с ним, но Жан д’Эр дал знать глазами, что желает остаться.
– Говорите тише: я догадываюсь, от кого вы, – сказал герцог, притягивая его к себе.
– Ваше высочество, я получил приказание не оставлять вас и драться за вас.
– Как, вам известна моя тайна?
– Я поклялся умереть за вас!
Герцог крепко пожал руку Гонтран-Жану д’Эру и сказал:
– Друг, отныне ты мне брат по оружию на жизнь и на смерть. Тебя именно недоставало моему сердцу; ты такой человек, которого я всегда жаждал. Ступай спать, брат, потому что завтра мы попытаемся совершить безумное дело, где и головы можем сложить.
– Вы считаете дело безумным и отправляетесь туда?
– Молчи! – сказал герцог с таким выражением в глазах, которое поразило молодого кавалера.
Молча пожали они друг другу руки, и Жан д’Эр вышел.
По приказанию Ле Моффа слуга проводил Гонтрана в комнату во втором этаже. Ле Мофф считал, что имеет право распоряжаться в замке, в котором находится герцог Бофор. Отпустив управителя спать, он поместил в его комнате двух вооруженных разбойников; сам же лег у дверей Бофора, отложив до завтра поиски де Бара – хотя бы пришлось ему для этого разрушить замок.
Гонтран-Жан д’Эр, не раздеваясь, тоже бросился на постель. Он тоже не предвидел ничего доброго из пребывания в замке де Бара, репутация которого распространилась даже в Лотарингии.
Молодость крепко спит; продолжительное путешествие верхом и во весь опор тоже располагает человека к крепкому сну, так что не прошло и двух минут, как Жан д’Эр спал как убитый. Вдруг странное ощущение разбудило его: ему показалось, что кто-то громко кричит ему в самое ухо.
Он насторожился – глубокое молчание царило вокруг. Решив, что это был сон, он опять опустил голову на подушку, но в ту же минуту крик повторился. На этот раз он не ошибался: кто-то кричал и звал на помощь.
Крики выходили, как ему казалось, из-под пола, и кричала женщина.
Пылкое и великодушное сердце недолго думает. Гонтран не сомневался, что помощь его будет полезна. Вскочив с постели и схватив шпагу, он бросился к двери. Но напрасны были его усилия
«Засада! Что бы это значило?» – подумал он.
Он догадывался, что особа, которой грозит опасность, находится этажом ниже. Гонтран открыл окно и, выглянув оттуда, увидел небольшой балкон как раз под окном, на расстоянии десяти шагов. Ему показалось, что не составит большого труда спуститься на балкон.
Без малейшего колебания он вылез из окна и, ухватившись за подоконник, повис в воздухе; затем, соразмерив свой прыжок, упал прямо на балкон. В одну минуту он выбил окно и влез в него; но вместо комнаты, в которой рассчитывал найти женщину, звавшую на помощь, очутился в длинном коридоре, в конце которого было высокое окно, освещенное луной.
Множество дверей выходило с обеих сторон в этот коридор. Он отворил первую, попавшую ему под руку. В комнате было совершенно темно, но он руководствовался тем же голосом, который не кричал в эту минуту, а с выражением ужаса произносил какие-то слова. Голос шел от противоположной стены комнаты. Жан д’Эр быстро подошел в уверенности, что натолкнется на дверь. Но напрасно водил он рукой по обоям: не было ни малейшей трещины, ни выпуклости, которые обличали бы наличие двери.
Вдруг рука его наткнулась на что-то металлическое. Он подумал, что это какая-нибудь пружина, потому что она двигалась под его рукой.
«А! Это, вероятно, пружина, посредством которой отворяется и запирается секретная дверь!» – подумал Гонтран и потянул ее к себе что было сил.
Пол под его ногами стал опускаться, и, прежде чем он успел ухватиться за дверь, невидимая сила сбросила его в воздушное пространство. Напрасно старался он ухватиться за каменные простенки, вдоль которых скользил с невероятной быстротой, – не было ни выпуклости, ни перекладины, за которые можно было бы уцепиться.
В этой мучительной борьбе ему показалось, прошло десять веков. В изнеможении от бессильных стараний и отчаяния глаза его закрылись, чтобы не видеть ужасного конца; он впал в беспамятство.
Довольно долгое время несчастный юноша лежал неподвижно. Когда же опомнился, увидел, что лежит в зловонной луже, будто на дне колодца, где, показалось ему, копошились живые существа.
Он пощупал себе голову и плечо, где испытывал невыносимую боль. Тут он мог убедиться, что болотистая мягкая лужа спасла его при падении; только головой он ударился о камень. Не было смысла оставаться в этом положении, он принялся кричать и звать на помощь. Сначала голос звучал слабо, но мало-помалу он становился сильнее. Когда же постигло его страшное убеждение, что никто ему не ответит, он стал сотрясать своими криками подземные своды.
– А все же мне не суждено умереть в этой вонючей яме! – повторял он с мрачным отчаянием.
Он приподнялся и встал на ноги; яма была довольно глубока. Тщетно старался он проникнуть своими зоркими глазами сквозь окружавшую его темноту – неумолимая ночь не пропускала ни малейшего проблеска света. Он стал водить руками по мокрым стенам, преодолевая отвращение, которое внушали ему разные невидимые, но осязаемые гады, и подвергаясь опасности попасть в другую, еще более глубокую, яму: повсюду только камень – неумолимый, холодный камень.