Война Чарли Уилсона

Крайл Джордж

Уилсон занимал особое место в этой комиссии, так как он мало просил для себя и всегда поддерживал предложения других конгрессменов, заботившихся о собственной выгоде. Марф получил исследовательские гранты для штата Пенсильвания, а Норман Дик смог перевести несколько оборонных заказов в свой округ в Вашингтоне. Чарли оказывал щедрую поддержку, а поскольку он не имел оборонных подрядчиков в своем округе, то и не просил отвечать ему взаимностью. Теперь, предлагая проект по «Эрликону», он не запрашивал у своих коллег миллиарды долларов. Он просил всего лишь 40 миллионов на дело, под которым были готовы подписаться даже либеральные демократы. В утвержденном документе отдельным пунктом было выделено 17 миллионов долларов на приобретение зенитных пушек.

Первый шаг был

почти обескураживающе легким, но теперь Уилсону предстояло убедить коллег из Сената согласиться с беспрецедентной эскалацией тайной войны ЦРУ в Афганистане. Здесь могло случиться все что угодно, поэтому на совместном заседании конгрессменов и сенаторов, ведавших ассигнованиями на оборону, Уилсон избрал простую стратегию накопления политических очков. «Я голосовал за любые предложения, от кого бы они ни исходили, — вспоминает он. — Я целовал любую задницу в той комнате». Голосование решало участь сотен миллионов долларов, направляемых на оборонные заказы в тех округах, которые представляли заседатели.

Конгрессмен выжидал до тех пор, пока сенатор Тед Стивене не осведомился, есть ли еще какие-нибудь предложения от Конгресса. «Да, — сказал Уилсон. — Вот проект на выделение сорока миллионов долларов для афганских борцов за свободу; из них семнадцать миллионов предназначены для закупки лучшего зенитного оружия по сравнению с тем, что у них есть». В заключение он произнес фразу, впервые оброненную Доком Лонгом и впоследствии ставшую его крылатым выражением при обсуждении подобных вопросов: «Это единственное место в мире, где армия свободы на самом деле сражается с коммунистами и убивает их».

Разумеется, все конгрессмены поддержали Уилсона, но его удивило, что никто из сенаторов не стал возражать. «Я осмотрелся вокруг и едва не упал со стула. Никто даже глазом не моргнул, никто не сказал “нет”». По словам Уилсона, это был момент откровения: он как будто толкнул запертую дверь и обнаружил, что на ней нет замка и никто не мешает ему войти.

ГЛАВА 16.

ГОВАРД АФГАНСКИЙ

У прессы не было фотографий Говарда Харта. Журналисты даже не знали его имени. Немногочисленные конгрессмены их комитета по разведке, которые встречались с ним, получали лишь самые общие брифинги. Даже в Госдепартаменте никто не знал, как он организует свои операции. Ни один сотрудник пакистанского посольства в Исламабаде, где находился его оперативный пункт, даже не думал спрашивать, чем он занимается. Но самое странное — лишь очень узкий круг людей в ЦРУ был посвящен в подробности тайной кампании Харта. Хотя сам Харт и ЦРУ работали со многими правительственными структурами и опирались на поддержку Пентагона, никто не пытался диктовать начальнику оперативного пункта, что он должен делать… никто, кроме Чарли Уилсона.

Именно поэтому Харт так болезненно отреагировал на известие о законодательном «даре» Чарли Уилсона стоимостью 40 миллионов долларов. Чарли невинно полагал, что в ЦРУ по достоинству оценят его поступок. В конце концов, спикер О'Нейл и другие демократы в Конгрессе практически находились в состоянии войны с Агентством. Они только что прекратили финансирование «контрас», и неожиданное масштабное ассигнование на нужды тайной войны в Афганистане было последним, чего ожидали руководители ЦРУ В те дни это была огромная сумма, на 10 миллионов долларов больше, чем весь объем американской помощи моджахедам в прошлом году, но, к разочарованию Уилсона, никто в Агентстве не оценил его широкий жест — и меньше всего Говард Харт.

Оперативные сотрудники спецслужб отличаются от большинства людей. Их учат параноидальной подозрительности. Их работа заключается в определении и оценке угроз, и Харт расценил вести из Вашингтона как прямую угрозу своей деятельности. Для него хитроумный маневр Уилсона с поставками «Эрликонов» фактически был пощечиной. Уилсон протащил через Конгресс законодательную инициативу, которая, если воспринимать ее буквально, приказывала ЦРУ доставить в Афганистан зенитные орудия швейцарского производства. Это было определенно не

советское оружие, и Харт сознавал, что, если его вынудят переправить в зону боевых действий эти большие западные пушки, он с таким же успехом может крупными буквами написать на них «ЦРУ». Уилсон, этот чрезвычайно назойливый конгрессмен, угрожал нарушить незыблемое правило холодной войны, гласившее, что американское оружие не должно появляться в конфликтах СССР с участием третьих сторон.

Харт не без оснований опасался, что появление дорогих автоматических пушек швейцарского производства изумит и обозлит Кремль и приведет к переоценке всей военной стратегии. Если Советский Союз введет в Афганистан миллионную или даже пятисоттысячную армию вместо нынешней стадвадцатитысячной группировки, сопротивление будет подавлено. И тогда, по мнению Харта, русские обрушатся на Пакистан.

В рамках этого сценария даже не было необходимости в открытом вторжении. Разместив десятки тысяч солдат на границе Пакистана, СССР мог найти разные способы насолить Зие уль-Хаку — от бомбежек военных складов ЦРУ и набегов через границу до пропаганды мятежа среди трех миллионов афганских беженцев. Бомбежки и убийства уже вторглись в мир беженцев на северо-западной границе, и Харт знал, как легко ситуация может выйти из под контроля, если русские решат повысить ставку. Будут ли Соединенные Штаты готовы посылать американских ребят для защиты Зии уль-Хака — человека, убившего отца Беназир Бхутто, диктатора с ядерными амбициями?

Все эти мысли и многие другие теснились в голове у Харта, когда он составлял шифрограмму в Лэнгли, где попытался объяснить, что для ЦРУ было бы безумием покупать швейцарские пушки. Во-первых, это оружие было очень тяжелым и требовало по меньшей мере трех мулов для транспортировки. Кроме того, стоимость каждого снаряда составляла 50 долларов, и при скорости стрельбы в несколько сотен выстрелов в минуту «Эрликон» пожирал магазин на шестьдесят снарядов за считаные секунды. Как наладить регулярные поставки такого количества боеприпасов через горные перевалы? И как использовать «Эрликоны» в партизанской войне? Подразумевалось, что повстанцы должны действовать мобильными группами. Харт указал на то, что генерал Ахтар, его коллега из пакистанской разведки, придерживается такого же мнения.

Когда шифрограмма пришла в Лэнгли, Коган и заместитель директора Джон Макмэхон разделили его выводы. Но их согласие с Хартом объяснялось не столько тактико-техническими характеристиками «Эрликонов», сколько более общими соображениями, на которые он лишь намекнул в своем послании. Сигнал тревоги прозвучал громко и четко. Дело было даже не в угрозе эскалации конфликта с советской стороны; законопроект Уилсона ставил под сомнение историческое право ЦРУ руководить собственными операциями.

Профессионалы из Агентства уже давно привыкли к попыткам конгрессменов прикрывать их операции или расследовать предполагаемые правонарушения. Но смелый ход Уилсона стал для них неожиданным ударом. Харти Коган считали, что стоит лишь подождать, и назойливый техасец отстанет от них. Вместо этого он бейсбольной битой проложил путь к их покерному столу, сделал ставку в 40 миллионов долларов и теперь требовал от них того, что они считали безумием. У них не оставалось иного выбора, кроме попыток вразумить его.

Проблема в общении с Уилсоном заключалась в том, что Харт и другие высокопоставленные сотрудники ЦРУ придерживались совершенно иных взглядов на победу в Афганистане. Харту без труда удавалось объяснить логику афганской стратегии таким профессионалам, как Льюис Стоке, возглавлявший комитет по разведке Конгресса США, или Дэниэль Патрик Монихан, вице-председатель сенатского комитета. Для начала он говорил, что, несмотря на неопределенность исхода войны, существуют убедительные доводы в пользу постепенного наращивания уже имеющихся ресурсов. Аналитики ЦРУ считали, что каждый доллар, вложенный США в поддержку моджахедов, обходится Советскому Союзу минимум в десять долларов. В этом состояла прелесть партизанской войны: очень накладно сражаться с людьми, которые не боятся смерти. Они наносят точечные удары, истощая и обескровливая противника.