Война этажерок

Буланов Константин Николаевич

Еще не менее тысячи человек смогли перебраться через реку вплавь, и кто-то из них даже умудрился сохранить оружие. Но лишившись командования и видя надвигающиеся цепи русской пехоты — батальоны 238-го полка все же стронулись с места и начали приближаться к переправе, приняли единственное верное для выживания решение и припустили на запад со всей возможной скоростью. Остальные же, постреляв еще с четверть часа и потеряв от ответного огня не менее двухсот человек, в конечном итоге выкинули белый флаг.

С трудом удержавшись от того, чтобы с грацией слона в посудной лавке, вломиться в ведшееся на юго-западе сражение, где, как он смог заметить, противоборствующие стороны уже успели сойтись в штыковой атаке, Секретев

повел свой вновь увеличившийся до 5 машин взвод на северо-запад, как того и предписывал план окружения вражеских сил в Дунаюве. Правда на многое нынче рассчитывать не приходилось — не прекращающееся с самого утра сражение заставило растратить практически весь запас снарядов и патронов. И если патронами, худо-бедно, удалось разжиться у пехоты, то с боезапасом к пушкам дела обстояли скверно. То, что было доставлено утром, уже успели расстрелять на две трети, а когда можно было ожидать очередной грузовик снабженцев, оставалось тайной за семью печатями. Потому, поровну распределив между машинами 37-мм гранаты из укладок БА-3, что с помощью пленных удалось таки вытолкать с поля обратно на дорогу, полковник, понадеявшись на великий русский авось, отдал приказ к выдвижению.

Надо было видеть глаза обозников 88-й стрелковой бригады Австро-Венгрии, первые батальоны которой лишь минувшей ночью прибыли в Дунаюв в качестве подкреплений, когда на них выскочила колонна закопченных и покрытых многочисленными сколами пулевых отметин бронированных машин. Наверное, многим они почудились колесницами вырвавшихся из самого Ада грешников. Но лишь на мгновенье, поскольку спустя считанные секунды, головная машина протаранила ближайший к ней фургон, играючи столкнув тот с дороги и перевернув набок, а после с ее башни, развернувшейся точно на дорогу, оказался открыт огонь из самого обычного пулемета. Так что дело им предстояло иметь с такими же простыми смертными, каковыми являлись они сами. Разница состояла лишь в имеющихся под рукой аргументах. И у русских таковые оказались заметно более весомые.

Вот только «пограбить обоз» у экипажей броневзвода не вышло. Во-первых, выдвинулись они без всякого пехотного прикрытия, отчего было их просто-напросто мало, во-вторых, у них не имелось достаточных сил и средств, чтобы тащить вслед за собой десятки телег, в-третьих, следовало срочно продвигаться к мосту через Золотую Липу близ Дунаюва, чтобы намертво закупорить едва ли не единственный путь к отступлению для находившихся в нем сил противника. Потому, потратив минут десять на то, чтобы под многоголосое лошадиное ржание спихнуть машинами на обочину и опрокинуть брошенные возницами повозки, полковник повел свой отряд дальше, благо ехать оставалось всего ничего — не более трех километров, если, конечно, не врала выданная авиаторами карта.

А пока на левом фланге 60-й дивизии происходили все выше описанные события, в центре весьма вовремя примчавшийся генерал-майор Баранов с превеликим трудом сумел пресечь очередное повальное отступление батальонов 237-го Грайворонского пехотного полка. Не смотря на то, что в обороне на сей раз находились именно они, давление австрийцев оказалось достаточным, чтобы зародить в головах солдат панические мысли. Не способствовал борьбе со слабоволием даже огонь своей артиллерии, разрывы шрапнельных снарядов которой то и дело вспухали над городом.

Мало того, что часть артиллерии солдатам 70-ой бригады 35-й пехотной дивизии все же удалось эвакуировать с дороги с наступлением ночи, так еще подошедшее подкрепление прибыло с парой своих батарей. Именно эти орудия и открыли огонь прямой наводкой по окраине леса, откуда раздалась стрельба, стоило пехоте приблизиться к нему на расстояние в полкилометра. И к моменту прибытия командира русской дивизии на передовую, 237-ой полк потерял разбитыми уже все свои пулеметы и не менее двухсот солдат только погибшими.

Естественно, видя такое дело, остальные предпочитали отползать поглубже в лес, где деревья позволяли укрыться, как от пуль, так и от осколков, не говоря уже о шрапнели. В какой-то мере это помогло избежать новых потерь от огня австрийской артиллерии, но одновременно позволило ее пехоте достичь кромки леса, не понеся серьезных потерь, после чего опять началась никем не контролируемая перестрелка всех со всеми. Лишь в районе дороги противника удалось откинуть назад, когда высадивший своего пассажира броневик буквально врубился в наступающую по ней роту австрийской пехоты, в считанные секунды положив огнем своих двух пулеметов не менее полусотни человек, а остальных заставив бежать без оглядки.

Преследование отступающего противника длилось недолго — большинство юркнуло в ближайшие заросли, а тех, кто успел преодолеть расстояние в считанные сотни метров и вылететь за пределы лесного массива, прикрыла артиллерия. Стоило БА-3 выскочить с лесной дороги, как он тут же оказался под обстрелом не менее полудюжины пулеметов и вдвое большего количества орудий. Попытавшийся было огрызнуться броневик успел выстрелить всего пару раз из своей короткоствольной 37-мм пушечки, после чего вокруг него начали вставать столь частые фонтаны разрывов фугасных гранат, что механик-водитель, не дожидаясь команды, врубил заднюю передачу и на максимально возможной скорости скрылся от губительного огня за деревьями. Все же броня у него была противопульная, и, как показали события вчерашнего дня, попадание в корпус даже 80-мм гранаты могло натворить много бед, а до ремонтных мастерских была не одна сотня километров.

Отойдя на безопасное расстояние, броневик остановился уже в тылу вновь выдвинувшейся вперед своей пехоты и из него выпрыгнул чумазый командир машины. Прихватив бинокль и блокнот, он довольно быстро метнулся к переднему краю и, схоронившись за толстым стволом поваленного попаданием снаряда дерева, принялся высматривать позицию столь мешающих им артиллерийских батарей. Пусть установленное на данном броневике вооружение и не позволяло бороться с таким противником на больших дистанциях, это вовсе не значило, что следовало сидеть сложа руки в ожидании какого-либо чуда. Все же немалой составляющей частью успеха в той или иной операции, являлась предварительная подготовка, что изо дня в день втолковывали им во время военных сборов. А в его ситуации знать, куда следует стрелять в первую очередь, вообще виделось жизненно необходимым. Впрочем, попусту рисковать техникой и жизнями экипажа, бросаясь «грудью на амбразуру», он совершенно точно не собирался, ведь борьба с вражеской артиллерией являлась прерогативой авиации.

Не прошло и четверти часа, как над полем боя появилось материальное воплощение его ожиданий. Дюжина подошедших к Дунаюву аэропланов тут же набросились на орудия австрийской артиллерии и в небеса полетели комья земли, каменная крошка и то, что еще недавно являлось смертельно опасным оружием. Так на его глазах прямое попадание авиационной бомбы подбросило очередную пушку в воздух, где она, бешено кувыркаясь, развалилась на части. А рядом с ней поломанными куклами разлетались в стороны тела неудачливых артиллеристов.

Очередная попытка высунуться из-за прикрытия деревьев ознаменовалась открытием огня из уцелевших после налета орудий, потому пришлось провести в ожидании еще не менее часа, пока над Дунаювом вновь не появятся крылатые хищники. Причем, за это время их вновь успели изрядно потеснить, и даже броневик вынужденно отползал назад, чтобы не оказаться в полном окружении. Лишь с появлением в небе аэропланов машина вновь пошла в бой, играючи сбив тот небольшой заслон, что австрийцы выставили на дороге. Но данный героический порыв оказался уже лишним — в городе уже поднялась паника из-за удара пришедшегося в спину.