Война Хонор
Шрифт:
— Это каким же образом? — нахмурившись, осведомился Высокий Хребет.
— Ключ в том, что она не станет бежать или уклоняться от чего бы то ни было, если не увидит «достойного» способа это сделать, — ответила графиня. — Она будет искать обоснования тому или иному выбору из нескольких возможных, но удовлетворительным обоснованием не может быть желание спасти себя. Должна быть какая-то причина. Должно быть что-то, что необходимо осуществить, после чего следует убедить Харрингтон — или пусть она сама себя убедит, — что это тоже её долг. Дайте ей почетное поручение, возложите на неё ответственность,
— Интересно, о какоё «ответственности» идет речь? — вопросила, выгнув дугой бровь, Декруа. — Лично мне не приходит в голову ничего такого, что Харрингтон согласилась бы сделать для любого из нас — разве что подкачать водороду в адскую печь, в которой нас будут жарить!
— Вообще-то, — впервые подал голос Реджинальд Хаусман, — у меня есть уверенность, что у нас как раз нашлась для неё подходящая задачка. Однажды ей уже предлагали почти такую же. Она согласилась — и это её чуть не прикончило.
Он мстительно оскалился — чего никогда не позволил бы себе в любой другой аудитории, особенно среди соратников по либеральной партии, и добавил:
— Кто знает? Возможно, на этот раз нам повезет больше.
Глава 15
— Поверить не могу, что ты это всерьез! — сказал Хэмиш Александер, сверля Хонор сердитым взглядом.
Они сидели в кабинете его особняка в Лэндинге. На спинке графского кресла, растянувшись и положив подбородок на передние лапы, лежала Саманта. Напротив, на спинке кресла Хонор, лежал Нимиц. Хонор ощущала глубокую печаль, охватившую котов в связи с предстоящей долгой разлукой. И еще она ощущала, что коты согласны с её решением.
В отличие от графа Белой Гавани.
— Я более чем серьезна, Хэмиш, — сказала она намного спокойней, чем требовало испытываемое ею смятение. — Могу сразу сказать: да, я понимаю, что Высокий Хребет подсовывает нам «троянского коня». Но вы с Вилли держите парламентские дела под контролем настолько, насколько возможно при нынешних обстоятельствах, а вот ситуация на Сайдморе, как бы мы ни относились к Яначеку, действительно требует моего присутствия. Я чувствую определенную ответственность за систему Марш и не могу допустить, чтобы она пала жертвой назревающей свалки.
— Черт побери, Хонор, но ведь именно на этом и построен их расчет! Они точно знают, что включается в твоей голове, когда кто-то нажимает на кнопку «ответственность». Это чистой воды беззастенчивая манипуляция и ты это знаешь не хуже меня!
— Очень может быть, — невозмутимо согласилась она. Разумеется, я вижу множество преимуществ, которые получат они, убрав меня подальше от Звездного Королевства. Но если уж быть честными, Хэмиш, мой отлет сулит некоторые преимущества и нам.
— Мне почему-то не кажется, что Вилли придерживается подобной точки зрения, — резко возразил Белая Гавань. — А если и придерживается, я…
— Точка зрения Вилли может оказаться неожиданной для тебя, — прервала его Хонор. — Но я предложила быть честными и, когда говорила о «преимуществах для нас», имела ввиду не парламент.
Граф резко закрыл рот, словно проглотив рвавшиеся наружу слова, и Хонор вздрогнула от внезапной боли — как у человека, внезапно столкнувшегося с предательством, — которая промелькнула в его голубых глазах.
— Хэмиш, нам просто необходимо на некоторое время расстаться, — мягко сказала она и, предвидя его возражения, подняла руку. — Нет. Не надо спорить. Я пришла не для того, чтобы препираться или обсуждать принятое решение. Я уже согласилась принять командование. Но я хотела сказать вам об этом сама. Решение далось мне не так уж просто, и, уж конечно, я понимаю, что Яначек сделал мне предложение вовсе не по доброте душевной. Но для меня это словно дар Божий.
— Но…
— Я сказала, нет, — мягко перебила она. — Хэмиш, мы уже год ходим вокруг да около, и это убивает нас обоих. Вы это знаете, Нимиц и Саманта знают. Знаю и я… и Эмили.
Граф побледнел как мел. Мгновенной волной накатили его чувства: сделать так, чтобы она этого не говорила, чтобы взяла свои слова обратно, притвориться, что ничего не слышал… Но он был слишком честен, а потому промолчал. Она ощутила его стыд за то, что нелегкую задачу сказать правду вслух он свалил на её плечи.
— Я люблю тебя, — еле слышно сказала она. — Ты тоже любишь меня, но любишь и Эмили. Я знаю это, но знаю, что теперь, особенно после этой чертовой свистопляски, мы не вправе дать волю чувствам. Не вправе, чего бы мы ни хотели и как бы отчаянно мы этого ни хотели. Вот только я недостаточно сильна, чтобы перестать хотеть.
На глаза наворачивались слезы, но она не позволила им пролиться.
— Вряд ли я когда-нибудь найду в себе достаточно сил, поэтому мне надо искать другой путь. И мне кажется, что я нашла единственно возможное решение, за которое никому не придется платить неприемлемую политическую цену.
— Но они предлагают тебе это назначение, чтобы погубить тебя! — возразил он.
— Я бы не стала трактовать всё это именно так, — ответила Хонор, — Существует реальная проблема, и им на самом деле необходим кто-то, способный решить её, чтобы не случилось катастрофы. Но ты прав: если беда все же случится, им нужен козел отпущения. Более того, я склонна думать, что они, в первую очередь, рассчитывают как раз на такой исход. Но это не меняет двух обстоятельств: кому-то в любом случае надо сделать эту работу… и это даёт мне предлог, позволяющий оказаться подальше от тебя. Хэмиш, для меня очень важно, чтобы ты понял. Я не в состоянии находиться все время рядом с тобой, зная и о твоих чувствах, и о своих. Просто не в состоянии. Тут нет ни твоей вины, ни моей. Так уж вышло.
Она ощутила его боль, гнев… и стыд. Но под этими чувствами крепло понимание. Пусть оно его и не радовало и он вовсе не был согласен со многими её доводами, но, в каком-то смысле, оно было для неё драгоценнее, чем его радость и согласие.
— И надолго тебе потребуется эта разлука? — спросил Белая Гавань, поглаживая Саманту.
— Не знаю, — честно ответила Хонор. — Порой мне кажется, что и всей вселенной будет мало, чтобы нас разделить. А иногда надеюсь, что нам, может быть, нужна всего лишь передышка, достаточно долгая, чтобы мы оба перевели дух. В любом случае, ничего лучшего мне придумать не удалось. Если и существует другой ответ, другое решение, я едва ли сумею найти его, одновременно пытаясь всеми силами не позволять себе любить тебя.