Война Хонор
Шрифт:
— Прошу прощения, мэм, — подал голос Кардонес, — а кто-нибудь из этих специалистов по иностранным делам бывал когда-нибудь в Силезии? Или в Империи?
Раф говорил так жалобно, а скрытые в голосе эмоции выражали так много, что губы Хонор невольно дрогнули. Но она строго приказала себе подавить улыбку и покачала головой.
— Некоторые, надо думать, бывали, — сказала Хонор, проявляя изумительную сдержанность, — во всяком случае, когда-то.
— Что-то не похоже, — откровенно заявил Кардонес — И я, и вы, мэм, там были, и, сдается мне, ни вы, ни я в жизни не поверим, что что-то в этом мире может повлиять
— Согласна, что внешнюю политику Империи определяет лично император, и уж он-то наверняка знает, чего добивается. К сожалению, Густав всегда славился своей непредсказуемостью.
Кардонес вскинул на нее глаза, словно хотел перебить, но она быстро уточнила:
— Ладно, не только непредсказуемостью. Упрямством и строптивостью до самозабвения. Эти качества делают его еще более непредсказуемым. Он проявляет очевидный прагматизм, и ясно, что с интеллектом у него все в порядке, но, если он вбил себе в голову что-то, разубеждать его бессмысленно, как ни старайся. И пытаться вычислять, что он затеял, тоже почти бессмысленно, потому как самые стройные логические построения могут не иметь никакого отношения к его мотивам. А, стало быть, политика Империи время от времени тоже отличается непредсказуемостью — поскольку император полностью её контролирует. И, Раф, по моему мнению на этот раз аналитики министерства не угадали. Правда, их совершенно не интересует, что я думаю по поводу их выводов. Мне иногда кажется, что мы с нашим правительством играем одну и ту же пьесу, но все время расходимся на пару страниц.
Кардонес перевел смешок в ненатуральный кашель, и на сей раз Хонор позволила себе улыбнуться, хотя вовсе не считала сложившуюся ситуацию такой уж забавной.
— Ты, Раф, — продолжила она деловым тоном, — имеешь право знать, что нас отправляют на минное поле. Данные разведки далеки от удовлетворительных, а мотивы людей, которые провели анализ, мягко говоря, подозрительны. Правительство заинтересовано в том, чтобы скрыть происходящее в Силезии от общественного внимания, и я опасаюсь, что министр иностранных дел Декруа побуждает своих людей, пусть только личным примером, к высказыванию слишком оптимистических предположений. Хотелось бы ошибаться, но мне кажется, что анди готовы предъявить прямые территориальные претензии на Силезию. Таков, по моему разумению, смысл усиления их военного присутствия по всей конфедерации. А робкие намеки РУФ на то, что у андерманцев, оказывается, могут быть на вооружении «образцы новой техники с неуточненными характеристиками», радости лично мне не добавляют.
— Да, мэм, радостью тут и не пахнет, — согласился Кардонес.
От его ребячливости не осталось и следа. Напуганным он не казался — лишь сосредоточенным и крайне задумчивым, с профессиональной озабоченностью в темных глазах.
— Нам уже сообщили детали нового политического курса? — спросил капитан.
— Нет, — скривившись, призналась Хонор. — Насколько я знаю по брифингам Адмиралтейства и министерства иностранных дел, оба сходятся на том, что менять курс сейчас было бы преждевременно. Иными словами, предполагается, что мы по-прежнему не поощряем посягательств на территориальную целостность Силезии со стороны третьих держав и отстаиваем эту позицию… стараясь не провоцировать империю на конфронтацию.
— Ну а если они захотят конфронтации с нами?
— В таком случае мы
— Со всем уважением, мэм, что же, в таком случае, побудило вас принять это назначение? Вы знаете Силезию лучше большинства офицеров Флота, не говоря уже о министерских бюрократах. Вы знаете анди. Если только правительство не собирается дать нам в руки увесистую дубину, — а я в это верю с трудом, — мы окажемся в непростом положении, если Империя решит проявить агрессию. А по вашим словам, вы с правительством ладите неважно.
Он хотел продолжить, но осекся, однако Хонор прекрасно его поняла.
— Вполне возможно, что ты прав, — спокойно сказала она — Я не рискну заявить, что кто-то из членов правительства сознательно добивается серьезного разрыва наших отношений с Империей, но если это произойдет, не сомневаюсь, что большинство в кабинете будут счастливы повесить на меня всех собак. Но я не могу безучастно смотреть как всё катится под откос. Слишком много у нас сторонних наблюдателей. К тому же у нас есть определенные обязательства перед сайдморцами. Да и перед силезцами тоже.
— Мэм, это ведь не ваша работа — делать осмысленной внешнюю политику Звездного Королевства.
В устах постороннего человека такие слова, скорее всего, выражали бы неодобрение. Но только не от Кардонеса. Не нужно было даже прислушиваться к эмоциям Рафа, чтобы понять: это не осуждение её веры в свою способность переломить ситуацию, а опасение, что в результате подобной попытки Хонор затянет в жернова.
— Не моя, — согласилась Хонор. — Но делать то, что я считаю должным, то, чего, по моему мнению, вправе ожидать королева от своих офицеров, — это моя работа. Это нелегко и порой заканчивается серьезными неприятностями. Но никто не говорил, что будет легко, а если не собирался лезть в кузов, нечего было называться груздем.
Кардонес улыбнулся старой поговорке, и она криво улыбнулась ему в ответ.
— С другой стороны, — серьезно продолжила она, — если у тебя есть причины отказаться от предложенной должности флаг-капитана, я тебя пойму.
Он хотел что-то сказать, но Хонор подняла руку.
— Кроме шуток, Раф. Это может обернуться скверно для всех участников. Я надеюсь, что твой ранг не настолько высок, чтобы тебя, в назидание другим, персонально сделали козлом отпущения, но гарантировать этого не могу. А потому предлагаю серьезно подумать, готов ли ты пойти на риск лишь потому, что считаешь меня реинкарнацией Дон Кихота в женском обличье.
— А тут и думать нечего, мэм. Вы наверняка правы. Если дерьмо прорвется, вряд ли Адмиралтейство станет вешать собак на простого капитана. А если и станет, я окажусь в недурной компании. Правы вы и в другом: не припоминаю, чтобы кто-нибудь на острове Саганами сулил нам роскошное жалованье за всякие пустяки. Раз уж у вас хватает безумия ввязаться, сочту за честь быть рядом с вами.
— Я так и знала, — сказала она. — И, пожалуй, мне должно быть стыдно, что я на это рассчитывала. Но я не стыжусь.