Война и мир Михаила Тухачевского
Шрифт:
…Познакомились мы с ней возле астраханской женской тюрьмы, куда Мавра Петровна ходила к невестке, там сидела моя мать, которую арестовали вместе с моим мужем… В одной камере с матерью сидели: жена Уборевича, жена Гамарника, жена Бухарина. Мавра Петровна жаловалась на боли в сердце. Нам всем было очень жаль ее — она ведь была старше всех нас там, да такие невыносимые моральные страдания.
В ноябре 1941 года нас, как «неблагонадежных», выслали в Казахстан. Дорога была очень тяжелая. Из Астрахани дней 15 ехали на барже до Каспийского моря… Почти не было питьевой воды, теснота, темнота, пищу добывали на берегу, когда
Мой брат сделал для нее из каких–то прутьев «кровать», и мы ее уложили, напоили теплым чаем, но она уже совсем плохо себя чувствовала, а врача, конечно, не было. На второй или третий день она скончалась»104.
Софья Тухачевская умерла в ссылке.
Дошла очередь до ставших совершеннолетними детей.
Их можно было судить как «полноценных» врагов народа.
Кстати, сталинское правосудие даже немного опоздало, — их арестовали только в 1944–м.
Светлану Тухачевскую арестовали в Свердловске летом 1944–го, прямо в трамвае, и привезли в Москву.
«После того, как мой отец и отец Уборевич были в 1937 году арестованы, наши семьи были высланы в город Астрахань, где я продолжала встречаться с Владимирой Уборевич. Когда же были арестованы наши матери, то нас отправили в город Свердловск, в Нижне–Исетский детский дом, где мы встречались до 1942 года, т. е. до момента ее отъезда на учебу в город Ташкент.
В настоящее время она находится в Москве и учится в Архитектурном институте…»105, — это первые показания Светланы Тухачевской.
Владимира Уборевич действительно в это время находилась в Москве — но не в институте, а тоже в тюремной камере.
Владимира Уборевич писала:
«Я сдала экзамены в Московский Архитектурный институт, который производил прием в Свердловске… Мама хотела, чтобы дочь ее стала архитектором… Светлана помнила об этом и, принесла мне газету, радовалась, что сбудется мечта Нины Владимировны»106.
Протокол допроса Арестованной Тухачевской Светланы Михайловны от 26 сентября 1944 года:
«Вопрос. Вам предъявляется постановление о предъявлении обвинения.
Вы обвиняетесь в том, что будучи участницей антисоветской группы, проводили враждебную существующему в СССР строю агитацию.
Следствие предлагает правдиво показать по существу предъявленного вам обвинения.
Ответ. Я никогда участницей антисоветской группы не была и агитации враждебной советской власти не проводила, поэтому виновной в предъявленном мне обвинении не признаю.
Вопрос. В чем же вы признаете себя виновной?
Ответ. Виновной я себя ни в чем не признаю.
Вопрос. Следствие располагает данными о вашей преступной работе, поэтому настаивает, чтобы вы показали правду.
Ответ. Я еще раз заявляю, что никаких преступлений я не совершала »107.
Допрос 13 октября 1944 года:
«Вопрос. Намерены ли вы сегодня правдиво показать следствию
Ответ. Никаких преступлений я не совершала, поэтому показать ничего не могу.
Вопрос. Вы продолжаете лгать на допросах. О ваших преступлениях вы будете допрошены на следующих допросах, я сейчас покажите о ваших отношениях с Петром Якир.
Ответ. Как я уже показала на предыдущих допросах, что никакой антисоветской работы я не вела, поэтому и мои взаимоотношения с Якиром не носят преступного характера. Он был только мой знакомый, с которым у меня было всего несколько встреч, о которых я показала на допроса от 22 сентября 1944 года. Сейчас я вспомнила, что была еще одна встреча с ним в городе Свердловске.
Я и Якир ходили в кино.
Вопрос. Покажите о содержании ваших разговоров с Якиром.
Ответ. Якир мне рассказал, что он несколько лет находился в лагерях НКВД, однако я сейчас не помню, за какие преступления он был заключен в лагеря. Якир мне рассказывал о лагерной жизни, о том, что не хотел там работать и за это его сажали в карцер.
Других разговоров о лагерях у нас не было.
Кроме этого разговора я помню, как Якир говорил со мной о наших репрессированных отцах, но этот разговор не носил антисоветского характера. Якир спросил меня, что делали бы наши отцы сейчас во время войны, если бы они не были арестованы. Я ему ответила, что, конечно, они воевали бы»108.
Разумеется, мимо такого «контрреволюционного предположения » следствие пройти не могло.
Допрос 19 октября 1944 года:
«Вопрос. Где вы учились?
Ответ. В 1940 годуя окончила Нижне–Исетскую среднюю школу и поступила на филологический факультет Свердловского университета.
Проучилась примерно месяцев семь и затем оставила учебу в связи с материальным затруднениями. В 1942 году я поступила на первый курс Московского Государственного университета, находившегося в то время в г. Свердловске. Закончила первый курс. В 1943 году в момент реэвакуации Университета в Москву мне было отказано в пропуске и в связи с этим я была вынуждена уйти из университета. После этого я не училась и поступила на работу в Нижне–Исетскую городскую больницу.
Вопрос. Почему вам было отказано в пропуске?
Ответ. Пропуска для всех студентов получала администрация университета. Когда я обратилась в университет с просьбой объяснить мне причину отказа выдачи пропуска, то мне никакого вразумительного ответа не дали.
Вопрос. А в другие учреждения вы обращались по этому вопросу?
Ответ. Нет, я больше никуда не обращалась, но в Москву выехала вместе с университетом.
Вопрос. Каким же путем вам удалось это сделать?
Ответ. Я села в эшелон, в котором реэвакуировались студенты Московского университета и вместе с ними приехала в Москву. Никакой проверки пропусков по пути не было.
Вопрос. Что вы делали в Москве?
Ответ. Я сдала экзамены за первый курс университета и пыталась получить разрешение на право жительства в Москве. В Московском Городском отделе милиции мне не разрешили проживать в Москве и предложили срочно покинуть город, что я и сделала, выехав в г. Свердловск»109.
Между строк — правда, «закованная» в тупо агрессивный канцелярит.
«…В 1942 году в разное время в беседах с Уборевич В. И.
и Якиром П. И. я высказывала недовольство советскими порядками.