Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917
Шрифт:
Брат и сам состоял в данном учреждении, председательствовал в котором военный министр. Это было то самое Совещание по обороне, деятельность которого в 1915 году слишком уж поощрял, как мне кажется, его тогдашний председатель военный министр генерал Поливанов. По этой причине генерала представили в глазах императора в дурном свете, что довольно скоро привело к его удалению от должности министра. Должен заметить, что правота государя была впоследствии подтверждена вредоносной деятельностью Поливанова в качестве председателя военной комиссии [171] , которая после революции сочинила так называемые «права военнослужащих».
171
Созданная Временным правительством Особая комиссия по реорганизации армии на демократических началах.
Среди приглашенных братом на обед были председатель Военно-промышленного комитета Гучков и Шингарев, ставший через некоторое время министром земледелия Временного правительства и позднее убитый большевиками в Петропавловской крепости после ареста. Присутствовал также Маклаков, последний посол, направленный во Францию Временным правительством.
Приглашены
Не возникало сомнений, что столичное общество встревожено и недовольно деятельностью правительства внутри страны. Эти недостатки, в свою очередь, отрицательно сказывались на поставках для армии и создавали угрозу возникновения перебоев в снабжении войск и населения. Особые опасения вызывала работа железных дорог, которая сильно осложнялась трудностями ремонта и постоянными поломками подвижного состава. Существовала опасность, что в случае, если положение в этом вопросе не будет исправлено, то железные дороги окажутся не в состоянии удовлетворять даже минимальные потребности страны и армии. Многие предсказывали после окончания войны неизбежную революцию при условии, что не будет проведено перемен в государственном управлении. Нет, однако, никакого сомнения – никто даже в то время не мог и помыслить, что революция произойдет так, как это случилось в действительности. Боялись, что после демобилизации армии начнутся беспорядки в основных сельскохозяйственных районах. То же произойдет и в городах, когда после возвращения с войны рабочих в промышленных центрах будет нарушено равновесие между спросом и предложением рабочей силы. Очень вероятно, что никому из людей, с которыми мне случалось обсуждать эту тему, ничего не было известно ни о положении дел в промышленных центрах, ни о том, какого рода пропаганда ведется среди рабочих. Я и сам пребывал на этот счет в неизвестности, однако можно предположить, что положение было отнюдь не спокойное, поскольку, как стало известно после революции, в это самое время петроградская полиция по приказу Протопопова обучалась стрельбе из пулеметов. Совершенно ясно, что правительство не могло рассчитывать на надежность петроградского гарнизона, хотя его численность была тогда необычно высока и достигала 160 тысяч человек. В мирное время столичный гарнизон никогда не доходил даже до 40 тысяч. Однажды император, как видно – по просьбе Протопопова, распорядился направить на отдых в Петроград две конные дивизии, включая одну гвардейскую из Особой армии. Справившись у командующего войсками округа генерала Хабалова [172] , я выяснил, что в городе нет места для расквартирования даже одного кавалерийского полка, не говоря уже о двух дивизиях.
172
Хабалов Сергей Семенович (1858–1924) – генерал-лейтенант (1910). В 1916 г. назначен главным начальником Петроградского ВО. Когда ситуация в Петрограде стала принимать скверный оборот, Хабалов 6 февраля 1917 г. был переименован в командующего войсками Петроградского ВО (что значительно расширяло его права как высшего воинского начальника в столице и ее окрестностях). Не проявив инициативы, Хабалов полностью утратил контроль над частями гарнизона.
Тогда император ограничился присылкой с побережья Черного моря Гвардейского флотского экипажа, который был расквартирован по деревням в окрестностях Царского Села.
Император лично повелел военному министру разработать план изъятия территории Петрограда и его предместий из ведения главнокомандующего Северным фронтом генерала Рузского с передачей ее в управление нового командующего войсками Петроградского военного округа, который непосредственно подчинялся военному министру. Мне неизвестно, кому принадлежала инициатива в этом начинании. С военной точки зрения в нем не было ничего ущербного; напротив, оно даже облегчало работу генерала Рузского, сокращая подконтрольную ему зону. Следовательно, с моей стороны возражений против этой перемены быть не могло, тем более что интересы тыла Северного фронта соблюдались бы в согласии с требованиями генерала Рузского.
Глава 25 РЕВОЛЮЦИЯ. ОТРЕЧЕНИЕ ИМПЕРАТОРА
Накануне своего отъезда я в последний раз побывал с докладом у императора, выяснив во время этого посещения, когда он намерен возвратиться в Ставку. Я проинформировал государя о телеграмме, полученной мной от генерала Алексеева, в которой сообщалось о его намерении прибыть в Могилев примерно 5 марта. Царь не имел сведений о течении болезни Алексеева и выразил удивление, усомнившись в том, что генерал достаточно оправился, чтобы вновь вернуться к напряженным занятиям, однажды уже подорвавшим его здоровье. Я мог успокоить его величество, так как некоторое время назад получил подробный доклад о состоянии здоровья генерала Алексеева.
Узнав от императора, что он предполагает прибыть в Ставку 7 марта, я сказал, что его величество, скорее всего, еще застанет меня там, так как мне потребуется несколько дней для передачи Алексееву дел и для того, чтобы обсудить с ним текущее положение. Думаю, однако, император не был уверен в том, что сможет в назначенный день выехать из Царского Села, поскольку он, прощаясь, поблагодарил меня за проделанную совместно с ним работу. Когда я покидал Петроград, мне и в голову не могло прийти, что не пройдет и двух недель, как город станет ареной событий, которые приобретут всемирное значение. В день моего приезда вернулся в Могилев и генерал Алексеев. Сильно загоревший под южным солнцем, он не производил впечатление человека, который всего несколько месяцев назад находился на волосок от смерти. Несмотря на то, что официальная встреча Алексеева была отменена, вокзальная платформа была переполнена коллегами и подчиненными генерала, пришедшими его приветствовать. Это показывало, какой любовью и уважением пользовался генерал Алексеев среди всех, кто его окружал. Мне известно, что в то время, пока он был в Крыму, находились люди, утверждавшие, будто некоторые из моих действий указывают на желание подорвать его авторитет и утвердиться
За два дня я изложил Алексееву все свои соображения, после чего мы расстались не менее дружелюбно, чем когда-либо прежде. После этого я по телеграфу доложил царю, что полностью сдал дела и прошу позволения отправиться к месту своей постоянной службы. Немедленно вслед за тем поступило известие, что дата отъезда его величества до сих пор не установлена. В тот же день я получил от государя санкцию на возвращение в Особую армию. Фактически царь прибыл в Могилев менее чем через двадцать четыре часа после моего отъезда. Во время последней аудиенции я испросил у императора трехнедельный отпуск, поскольку личные дела требовали моего присутствия на Северном Кавказе. Давая разрешение, император предполагал, вероятно, что я поеду туда прямо из Ставки, но это не входило в мои намерения. Я предпочел сначала заехать на две недели в свою армию, чтобы проверить, как выполняются отданные мной в начале ноября приказы, и до начала отпуска сделать новые распоряжения. Когда меня вызвали из Луцка в Ставку, я как раз собирался уехать на Кавказ. Теперь я ехал через Киев и, во время стоянки своего поезда, посчитал своей обязанностью нанести визит вдовствующей императрице Марии Федоровне, поскольку все последнее время был непосредственно связан с ее сыном. По телефону мне было сказано, что ее величество может принять меня в полдень. Мария Федоровна по-прежнему оставалась во главе ведомства Красного Креста, интересовалась делами всех его департаментов и лично управляла работой. Естественно, разговор с ней велся в основном вокруг этих предметов. О зловещих событиях последнего времени, волновавших всю Россию, и о внутреннем положении страны она упоминала только мельком; я же, со своей стороны, предпочитал не касаться их вовсе. Потом я посетил состоявшего в свите ее величества князя Шервашидзе, вместе с которым отправился на завтрак к императрице. Стол был накрыт на четыре персоны. Очевидно, князь Шервашидзе и demoiselle d'boneur [173] императрицы – княгиня Кутузова были обычными сотрапезниками ее величества.
173
Фрейлина, статс-дама (фр.).
На следующий день я приехал в Луцк и сразу же приступил к привычным обязанностям. На второй или третий день я начал выезжать в армейские корпуса и на позиции, чтобы в первых числах марта освободиться и отправиться в отпуск. Вмешательство судьбы изменило мои планы. События, назревавшие в Петрограде, вынудили меня отказаться от мысли уехать даже на короткое время.
Первые сведения о происшедших в Петрограде беспорядках и кровопролитии на улицах были получены из телеграммы, посланной мне генералом Брусиловым. Это сообщение, однако, было сформулировано весьма неопределенно несмотря на то, что в нем упоминалось о кровопролитии. Мой начальник штаба генерал-майор Алексеев принес мне телеграмму прямо от аппарата. Он убедил меня переговорить по прямому проводу с начальником штаба фронта генералом Сухомлиным [174] , чтобы просить его связаться с генералом Брусиловым и посоветовать ему не оглашать полученную информацию, которая может вызвать волнения в войсках, пока положение не прояснится.
174
Сухомлин Семен Андреевич (1867–1928) – генерал-лейтенант (1916). В октябре 1916 г. в чине генерал-майора был назначен начальником штаба Юго-Западного фронта.
Следовало дождаться получения более определенных сведений. Я согласился с Алексеевым, что в подобных случаях самое худшее – это дать пищу для сомнений. Во время разговора по аппарату Сухомлин спросил меня, останусь ли я при своем мнении, если будут получены гораздо более тревожные новости. Я ответил, что в таком случае их придется обнародовать, поскольку правда рано или поздно все равно выйдет наружу. Час спустя пришло распоряжение задержать распространение телеграммы ввиду того, что взамен нее будет прислана другая, содержащая ясную информацию из Ставки.
Эту телеграмму мне принесли среди ночи. В ней сообщалось, что император отрекся от престола за себя и за сына, а право на трон переходит к его брату Михаилу. Как бы ни были тревожны слухи, передававшиеся в частных переговорах между штабом армии и штаб-квартирой фронта, ничто не предвещало столь радикального поворота событий. Я немедленно распорядился пригласить ко мне утром всех командиров армейских корпусов. К полудню они собрались, чтобы я мог распорядиться на предмет того, как следует сообщить эту новость своим солдатам прежде, чем они сами все узнают из неофициальных источников. Мы должны были сделать так, чтобы войска получили это известие непосредственно от своих начальников, которые могли бы объяснить, что отречение есть акт высочайшей воли монарха, которой мы по присяге обязаны повиноваться. Однако перед самым прибытием командиров корпусов была получена телеграмма с указанием задержать обнародование царского манифеста об отречении. Сразу же возникли надежды, что дела, возможно, приняли другой оборот. Тем не менее, пока начальники корпусов все еще оставались у меня, кусками были принесены телеграфные ленты, из которых мы узнали о новом развитии событий – увы, не совсем таком, на которое мы рассчитывали. Следующая телеграмма сообщала об отказе великого князя Михаила Александровича стать преемником своего брата раньше, чем на Учредительном собрании будет выражена воля народа. В телеграмме говорилось о скорой присылке текста присяги на верность Российскому государству и Временному правительству.