Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917

Гурко Владимир Иосифович

Действительно ли наши операции в марте 1916 года оказали какую-либо помощь Франции, мы узнаем только в будущем, если германцы напишут подлинную историю этой войны, но, во всяком случае, мы выполнили все, что от нас требовалось. Поэтому желание союзников к более последовательному применению принципа согласованного ведения военных действий встретило у нас только удовлетворение.

Имелись все основания верить, что летняя кампания 1917 года укрепит это единство действий как в теории, так и на практике.

Участники конференции должны были прибыть в порт Романовский [151] на мурманском берегу, а оттуда по недавно завершенной строительством железной дороге, которая связала столицу с незамерзающей частью Белого моря, на экстренном поезде переехать в Петроград.

Для их встречи на Мурман был послан генерал граф Ностиц [152] , бывший прежде нашим военным атташе в Париже.

Межсоюзническая конференция собиралась тогда в Петрограде впервые. Поездка делегатов конференции в Россию содержалось в тайне из-за риска нападения германских субмарин.

151

Официальное название Мурманска до 1917 г. было Романов-на-Мурмане.

152

Ностиц

Григорий Иванович (1862–1926) – граф, генерал-майор свиты Е. И. В., русский военный агент в Германии и во Франции, до марта 1915 г. начальник штаба гвардейского корпуса.

Еще свежа была в памяти трагедия, случившаяся во время поездки на военном корабле с создателем современной британской армии лордом Китченером [153] .

Были приняты все мыслимые меры предосторожности, чтобы лишить наших врагов удовольствия пустить на дно корабль, везущий всех делегатов Межсоюзной военной конференции. Судя по полученным мной в Ставке докладам о конференции в Шантильи, можно было только изумляться, в каком неведении относительно условий проведения наступательных операций на русском фронте пребывают наши союзники в лице своих правительств или главных командований. Как видно, все они судили о нашем положении, опираясь на опыт ведения войны на своем театре военных действий. Они плохо понимали различия [природных] условий, в которых вели борьбу мы и западные союзники, недостаточно учитывали обширность пространств, на которых проводились наши операции, а также разрыв между масштабами действий и скудными средствами, которыми мы располагали для их выполнения. Как раз для уменьшения этого разрыва союзники если вообще и делали что-либо, то чрезвычайно мало – если не в абсолютных величинах, то, во всяком случае, соразмерно значимости и размерам нашего театра войны.

153

Китченер Горацио Герберт (1850–1916) – граф д'Эспель, британский фельдмаршал (1909), в разное время главнокомандующий в Египте, Индии и Южной Африке. В 1914–1916 гг. военный министр. Погиб на борту подорвавшегося на германской мине крейсера «Хемпшир», направляясь в Россию для консультаций о поставках вооружения. Говоря о «создателе» британской армии, генерал Гурко, возможно, имел в виду введение в 1916 г. впервые в английской истории всеобщей воинской повинности.

В течение длительного времени после начала войны союзники поставляли нам только те излишки предметов военного снабжения, которые заведомо превышали их потребности. При этом они ожидали от нас проведения таких крупных операций, которые почти превосходили их собственные возможности, несмотря на то что конференция в Шантильи утвердила принципы согласованного оперативно-стратегического планирования военных действий, единства целей и общности материальных средств их достижения. Последнее положение я считал скорее умозрительным построением, чем практически действующим правилом. Тем не менее нам следовало воспользоваться упомянутыми принципами, чтобы показать союзникам, до какой степени игнорировалось это правило прежде и как велика вероятность того, что оно останется без применения и в будущем. В то же время я надеялся, что на основе принятых в Шантильи решений мы сможем получить от союзников максимально возможное количество военного снаряжения самого лучшего качества.

Для более наглядного сравнения боевых сил и средств ряда наших фронтов с противостоящим противником я приказал генералу Лукомскому подготовить по моим указаниям схемы и диаграммы, отражающие это соотношение. Кроме того, были приведены для сопоставления данные о длине фронтов государств Согласия с указанием абсолютных и относительных значений численности дислоцированных на них сил союзников и войск неприятеля; количество – также абсолютное и относительное – имеющихся технических средств, тяжелых и легких орудий и пулеметов в сравнении с оснащением австрогерманцев. Эти диаграммы были составлены на основании данных, сообщенных участникам конференции в Шантильи. Они давали всестороннее и подробное представление о состоянии фронтов союзников и о степени их материально-технического превосходства над противостоящими группировками противника; о том, насколько лучше были материально оснащены армии союзников по сравнению с нашими; наконец, насколько русский фронт был слабее австро-германского во всех отношениях, за исключением числа батальонов. К этому можно добавить, что как наши союзники, так и неприятель имели возможность в полную силу использовать свою тяжелую артиллерию, тогда как у нас в этой части дело обстояло не лучшим образом, поскольку поставки снарядов и патронов по-прежнему были ограниченны.

Пока я перед второй поездкой в Петроград находился в Ставке, туда прибыл глава румынского правительства месье Братиану [154] .

Положение на румынском фронте в то время упрочилось, и австрогерманцы оказались более не в состоянии продолжать наступление. Однако организация тыла обеих армий еще оставляла желать много лучшего. Трудности, вызванные эвакуацией половины румынского правительства из Бухареста сначала в Барлат, а затем в Яссы, не были еще преодолены. В любом случае следовало заранее решить вопрос о том, куда в случае необходимости должны быть переведены румынское правительство и административные учреждения и где разместятся Главное командование Румынии и члены королевской фамилии. Император взял на себя заботу о семействе короля Фердинанда и выразил желание поселить их либо в Зимнем дворце в Петрограде, либо на Южном берегу Крыма в Ливадии. Я понимал, какое трудное время переживает румынский народ и в особенности правители Румынии, взявшие на себя моральную ответственность за все бедствия, случившиеся из-за их решения вступить в мировую войну. Поэтому мне хотелось оказать главе румынского правительства всякую мыслимую – в границах возможного – помощь, чтобы таким путем облегчить тяжесть ноши, которая легла на плечи народа, армии и правящих классов этой страны. Наиболее трудноразрешимыми проблемами представлялись расквартирование, обмундирование и снабжение едой контингентов, из которых предстояло сформировать румынскую армию (обучение новобранцев было отдано в руки французских офицеров во главе с генералом Бертло), а также эвакуация всего имущества, скопившегося в румынских городах и на железных дорогах.

154

Братиану (Брэтиану) Йон (младший) (1864–1927) – председатель Совета министров Румынии в 1908–1911, 1914–1919 (с перерывом в 1918), 1922–1926, 1927 гг. С 1909 г. лидер Национал-либеральной партии. Сын одного из создателей независимого Румынского королевства.

Судя по его словам, Братиану остался доволен нашими переговорами, продолжение которых мы отложили до встречи в Петрограде. Из наших разговоров я понял, что его волнует вопрос, сможет ли он принять участие в Межсоюзнической конференции в Петрограде и получит ли возможность лично изложить позицию своей страны и предложить меры, которые бы способствовали защите ее интересов. Я со своей стороны был противником всяческих шаблонов при решении любых

вопросов и совершенно не опасался создания прецедентов, поскольку прецедент, по моему мнению, ни в коем случае не может служить весомым аргументом. Поэтому я был склонен настаивать на допущении Братиану на все те заседания конференции, в которых могли рассматриваться вопросы, касающиеся Румынии. Я рассчитывал, что таким путем союзники могли бы поднять престиж румынского премьера в его стране – на чем он особенно настаивал. Союзникам было выгодно, чтобы Братиану оставался во главе румынского правительства. Не следует забывать, что после военного разгрома в Румынии подняла голову и усилилась партия германофилов. Не составляло тайны, что в их намерения входил перевод Румынии в лагерь наших противников. Возможности этой группы были продемонстрированы в инспирированном генералом Стурдзой инциденте, о котором я расскажу позднее. Братиану, вероятно, был единственным государственным деятелем Румынии, который безвозвратно сжег свои корабли. Направление его политики тогда уже окончательно определилось, и пути назад у него не было. Прочие политики могли бы еще заявить, что Румыния совершила ошибку, и попробовать убедить румынский народ радикально изменить свои политические пристрастия, чего никак нельзя было ожидать от человека, который лично направил страну по ее нынешнему пути. Текущие события подтвердили справедливость этого предположения. Когда в феврале 1918 года Румыния силою обстоятельств была вынуждена вступить в предварительные переговоры с ее противниками [155] , Братиану пришлось уйти с политической сцены.

155

Перемирие было заключено 9 декабря 1917 г. 24 февраля 1918 г. начались мирные переговоры со странами Четверного союза. 7 мая 1918 г. в Бухаресте был заключен мир, по которому Румыния уступала бывшим противникам Добруджу, часть Валахии и Молдовы.

После моего приезда в Петроград состоялось неофициальное совещание, на котором председательствовал министр иностранных дел Покровский. Было намечено, на какие секции будет разбита конференция, кто будет председательствовать в различных подкомитетах или комиссиях и тому подобное. Было ясно, что делегаты конференции, приехавшие из-за границы, будут спешить возвратиться назад. Некоторые из них непременно захотят посетить наши фронты. С учетом всего этого и велась подготовка конференции, первое заседание которой, то есть официальное открытие в присутствии всех делегатов, должно было состояться в так называемом Круглом зале Мариинского дворца, где обычно проходили закрытые для публики заседания Государственного совета. Заседание должно было ограничиться приветственным словом Покровского и моим выступлением, которое касалось главным образом программы предстоящих работ. После этого участников конференции распределили по различным комиссиям и комитетам в соответствии с их специальностями. Наиболее обширная программа, требовавшая самой напряженной работы, досталась Комитету по вооружениям. Он, в свою очередь, подразделялся на подкомитеты, каждый из которых занимался своим особым видом боевого снаряжения. Задача комитета заключалась в том, чтобы определить истинные материальные потребности русской армии и сроки, в которые союзники могут обещать осуществить поставки в целом и отдельно по конкретным видам оружия, а также имеющиеся в нашем распоряжении пути и средства доставки военных грузов от портов выгрузки к нашим фронтам. Военный министр генерал Беляев, председательствовавший в этом комитете, и великий князь Сергей Михайлович представляли в нем Ставку. Сам я присутствовал только на закрытии конференции и посещал заседания так называемой Стратегической комиссии, так что имел возможность лично выслушивать принятые ими решения, внося иногда некоторые поправки и поднимая принципиальные вопросы, имевшие отношение к поставкам и перевозке военных грузов от русских портов и т. п. Особая [финансовая] комиссия была создана под председательством русского министра финансов H. H. Барка [156] .

156

Видимо, инициалы в оригинале указаны ошибочно. Барк Петр Львович (1869–1937) – тайный советник, министр финансов и главноначальствующий отдельного корпуса пограничной стражи, член Государственного совета.

По правде говоря, вся ее подготовительная работа была проведена в ходе переговоров министра Барка с одним из британских делегатов конференции лордом Ревельстоком, специально приехавшим для обсуждения финансовых вопросов. Сама же комиссия собралась только в конце конференции, пригласив на заседание руководителей делегаций всех заинтересованных правительств.

Под моим председательством работала комиссия, в состав которой, помимо меня, входили три старших военных представителя держав Согласия, а именно генералы Кастельно, сэр Генри Вильсон и граф Руджиери. Наконец, в основном комитете, созданном для обсуждения политических вопросов, председательствовал министр иностранных дел Покровский. В него входили представители правительств «Сердечного согласия» лорд Мильнер и лорд Ревельсток от Великобритании, Гастон Думерг от Франции и Шалоя от Италии. Членами комитета были также послы заинтересованных правительств: сэр Джордж Бьюкенен, Морис Палеолог и маркиз Андреа Карлотти, а кроме того – наш бывший министр иностранных дел Сазонов, который еще не уехал в Лондон, куда он был назначен послом. От русского правительства, кроме председателя комиссии и меня, присутствовали также товарищ министра иностранных дел Нератов и министр финансов Барк. Когда работа стратегической комиссии закончилась, ее иностранных участников пригласили на одно из заседаний Политического комитета, где я, как ее председатель, – в общих словах, опуская секретную часть, – изложил перед участниками политической дискуссии наши решения и выводы. Стратегическая комиссия завершила работу раньше всех прочих – за три заседания, после чего генералы Кастельно и Вильсон отправились в поездку по фронтам.

Мнения членов вышеупомянутой комиссии по существенным вопросам ни в чем практически не отличались. Была в очередной раз подтверждена необходимость по возможности самого последовательного применения принципа единства действий союзников. Во всяком случае, это относилось к вопросам поставки достаточного количества вооружения армиям тех стран, промышленность которых не была достаточно развита для удовлетворения их потребностей.

Политический комитет заседал чаще.

Мне не удалось присутствовать на одном из его заседаний, так как, не желая надолго отрываться от работы штаба, я должен был на некоторое время отлучиться в Ставку. Проблемы, подлежавшие обсуждению, предлагались министром Покровским; комитет рассматривал не только вопросы, касавшиеся правительств, представители которых участвовали в конференции, но и те, которые затрагивали интересы как других союзников, так и нейтральных государств. На одно из таких заседаний был приглашен Братиану. Это было собрание комитета, в котором участвовали военные представители союзников. Мне не удалось получить согласия старших представителей правительств «Сердечного согласия» на присутствие Братиану на всех заседаниях. Они аргументировали свой отказ нежеланием создавать для представителей всех малых воюющих государств – Бельгии, Португалии, Сербии – прецедент, который позволил бы им претендовать на участие в следующей конференции. На это делегаты союзников не имели согласия своих правительств.