Война мага. Т.4. Конец игры
Шрифт:
Оторопевшие подмастерья попятились. Один Хаген – доспехи прожжены в нескольких местах, словно холщовая рубаха – непреклонно шагнул к нему. Голубой меч занесён, лезвие сияет девственно-злой чистотой.
Последний настоящий Ученик последнего настоящего Мага даже не помышлял об отступлении.
Сокол издал яростный клёкот. Расправил крылья, закладывая крутой вираж, камнем обрушился вниз; Хедин успел заметить в воздетой руке мятежника странный предмет, словно составленный из чёрных кубиков, по граням меж ними проворно сновали алые змейки – и с маху налетел на соткавшуюся
Заклятье было сплетено идеально. Молниеносно, скрытно, неотразимо; так, что не перехватишь и не разнимешь на составляющие. Конечно, серьёзно ранить или потрясти Нового Бога было не так просто; но эвиальский чародей благоразумно не собирался нападать, ограничиваясь обороной; и очень разумно, потому что…
– Держись, брат! – загремел Ракот. Он появился прямо на земле, среди дыма и пламени, против обыкновения, не на своём любимом летучем чёрном вепре.
Следом за ним из раскрывшегося портала двинулись стройные ряды рыцарей в белой броне – Орден Прекрасной Дамы, его лучшие из лучших.
Мятежный чародей издевательски захохотал. Правда, это больше походило на смех сумасшедшего, пляшущего с горящим факелом на груде бочек с горючим маслом.
Ракот бросил короткий взгляд на Хагена, угрюмо сдвинул брови, поудобнее перехватил клинок и шагнул наперерез врагу.
* * *«Прекрасно, прекрасно, ничего лучше и не может быть. – Игнациус мысленно потирал руки и промокал честный трудовой пот. – Осталось совсем немного. Они не могут не явиться. Не могут не услыхать, не могут не почуять призыв. А потом…»
Конечно, уцелеть и остаться невредимым в таком хаосе непросто даже для Архимага Долины. Тем более когда требуется не просто уцелеть, а и держать в полной боевой готовности давным-давно заготовленные заклятья. Но он выдержит. День Гнева будет отомщён. День Гнева. И не только.
* * *«Как же я вас всех ненавижу, – билась одна-единственная мысль. Сильвия прекрасно чувствовала Игнациуса – спасибо крови отца – Хозяина Ливней. Ишь, затаился, мразь. Ничего, на твои-то благородные седины мой дождик прольётся прежде всего. Дай только срок. Пусть здесь соберутся все, все, все!.. и тогда я затоплю всю эту пирамиду, залью бездну – пусть горит без огня, пусть растворяется без остатка. Ненавижу вас всех!..»
* * *Фесс и остальные со всевозрастающим изумлением взирали на разворачивающуюся битву. Некромант чуть не упал, вроде бы узнавая в противниках Эвенгара старых знакомых – Эвенстайна и Бахмута. Нет, внешне они стали другими, что и неудивительно; но всё-таки сходства обнаруживалось куда больше.
Что ж, красиво, сильно, зло. Решительно. Да только куда вам против Салладорца, не умеете вы ненавидеть так, как он. Триста лет в каменном гробу – это не шутка. Вот и раскидывает он вас, как котят, несмотря на всю вашу силу. И рыцари в белом тут не помогут – надо не просто «желать победы» и даже не драться за собственную жизнь – нужно рваться из жил, чтобы стереть этого гада с лица земли, выдрать из-под кожи кости раздробленного черепа, просто потому, что только так можно дать выход неистовой ярости. У Салладорца такая ярость есть. Мир для него – абсолютное зло,
Некромант чувствовал всё это. Неистовство Салладорца. Растерянность тех, кто пытался его остановить. И недоумение двух действительно могущественных сущностей, появившихся на сцене последними.
Разумеется, Фесс видел их не простым зрением. Они уже успели спуститься довольно глубоко, южную часть опрокинутой пирамиды заполнило дымом. Битва смешала и спутала все магические потоки, и защитники Утонувшего Краба предпочли попрятаться, нежели рисковать, навлекая на себя ответный пламень драконов.
Но всё-таки настоящих противников у Эвенгара теперь оказалось двое. Салладорец вертелся волчком, заклятья так и сыпались, перемежаясь с чем-то, очень напоминающим некроманту жертвоприношения. Во всяком случае, во время кошачьего гримуара в Скавелле Фесс чувствовал нечто подобное.
Что ж, противники, похоже, надолго занялись друг другом. Пора идти дальше и, да простится мне эта банальность, «исполнять свой долг», подумалось некроманту. Вне…
– Смотрите, там, там! – истошно выкрикнула вдруг зоркая Тави.
Ниакрис скрипнула зубами, Раина спокойно и гордо вздёрнула подбородок, Бельт побледнел, прищурился и что-то быстро забормотал себе под нос; Безымянная с Рысью-неупокоенной остались, как и положено, бесстрастно-невозмутимы, а преподобный отец Этлау с хрипом схватился за грудь, зашатался, однако сумел выпрямиться сам, прежде чем Фесс успел поддержать его под руку. Бывший инквизитор перхал и заходился кашлем, однако глаза его горели так, что ясно было – вот он-то ненавидит врага как положено.
Восточный горизонт, откуда следовало накатываться ночи, резко посветлел, золотисто-шафранное зарево, казалось, предвосхищает новый рассвет. Однако оно разгоралось не вдоль всего края неба, лишь в самой его середине; сонм облаков устремился вперёд, послушно выстраиваясь исполинско-триумфальной аркой. Оттуда, из-под арки, пролился яркий, режущий свет, идеально-белый, терзавший глаза, чуть не выжигавший их; из снежно-девственного сияния возникла алая капля, так напоминавшая кровь. Словно крошечный лоскут пламени, она затрепетала посреди неба, стремительно приближаясь и волоча за собой длинные, множественные шлейфы призрачного пламени.
Отец Этлау обеими руками придерживал веки, не давая им закрываться. Его шатало, из глаз градом лились слёзы, однако он не зажмуривался и не отворачивался.
– Спаситель-во-Гневе, – услыхал Фесс сипение преподобного. – Спаситель-во-Гневе, всемогущее что-то, услышь нас, спаси и оборони!
– Оборонить себя мы сможем только сами, – зло бросил ему некромант.
Орки скалились, иные отворачивались, закрываясь сгибом руки; но куда больше даже не подумали бросать оружие.
– Обороним, само собой, – рыкнул Уртханг, в свою очередь не сводя глаз со Спасителя. – Нам страшиться нечего. Говорят же, будто у нашего племени души и вовсе нету.