Война миров

Дивов Олег Игоревич

– Личные счеты? – уточнила я равнодушно.

– У тебя тоже. Если ты не конченая сука.

Понимаю, чего уж тут не понять.

– Кто?

– Шерман Аленс.

Я уже слышала это имя, только мне оно ничего не говорило. Если Радха назовет эльдорадский псевдоним Аленса… Пусть это будет кто-то, с кем я не работала.

– Еще бы, – Радха скривилась. – Ты не жила в Эльдорадо, как я. Впрочем, непонятно, кому еще больше повезло… Ты же бывала в «загородной резиденции» Энстона?

– Нет.

Радха хмыкнула.

– Рада за тебя. Нет, без шуток. Чем меньше девок узнали, что там творится, тем лучше. Хорошо, что тебя это не коснулось. А мне вовремя шепнули, что Энстон любит девочек в форменных штанах. Любит специфически. Мне точно не понравится. Ну я и устроила себе практически безвыездную жизнь в Эльдорадо. С помощью Шермана. Ты его знала как Хосе Мигеля Диегоса.

Я прикрыла глаза. Наш резидент в Золотом Мехико. Прекрасный человек. Был.

– Шерман мне был как отец, – продолжала Радха. – Все мы знали, на что идем. Особенно в Эльдорадо.

Сегодня ты пьешь кофе на веранде в кафешке Эвы Мендес, а завтра все кончено. Хорошо, если у тебя есть что-нибудь вроде «Энолы Гей». А если нет… Значит, нет. Я никогда не держала при себе яд, кстати. Ну вот еще не хватало, чтобы я делала за врага его работу. Чего это я сама себя ликвидировать буду? Пусть кто-нибудь другой руки марает. И Шерман был такой же. – Она помолчала. – Вальдеса мы завербовали еще при жизни его отца. И мне он сразу не понравился. Мальчик с идеалами. Насколько удобно было работать с Арриньо, насколько же трудно – с Вальдесом. А что меня больше всего беспокоило – Вальдес свои идеалы в книжках вычитал. Они не прошли испытания бедой. У него из всех бедок была только неразделенная любовь к деревенской простушке. Ага, ага, той самой, которая натянула ему нос так качественно, что я заподозрила бы в ней коллегу, даже если не знала бы наверняка, что она землянка. Но ты ж понимаешь – для идеалов это не испытание. Крушения иллюзий не произошло. А посему никто не знает, каким окажется Вальдес в действительности. Это как с певцами. Поет ребенок как ангел, только, пока у него голос на половом созревании не переломается, никаких планов строить нельзя.

Я слушала молча, разглядывая босые пальцы своих ног. Проклятье, будь я поумнее, можно было бы еще что-нибудь на ногти прилепить. Они у меня тонкие, и если сунуть нечто полезное под слой лака – никто и не заметил бы.

– Вальдес и переломался. В один день. В тот день, когда умирающий отец сказал ему, что не отец, а вовсе даже отчим. И что прекрасный Энрике – сын не генерала, а конюха. Вот тут да-а… тут с ним стряслась переоценка ценностей. Вся его слабость вылезла наружу. Он решил, что нипочем не покажет себя сыном конюха. А для этого надо совершить такое деяние, чтоб все обделались. Например, решить вопрос с Землей. Он, конечно, всегда хотел замириться. Но теперь ему пришло в голову, что мириться на условиях, какие предложила Земля, – достойно сына конюха, но не сына генерала. У него глаза, понимаешь ли, открылись – увидел, что на такое мог согласиться только плебей, и он этого не понимал раньше, потому что и был плебей, не задавался целью вести себя как положено аристократу. А аристократ на подачки не соглашается, у него гордость есть… Честно говоря, Шерман тогда сказал, что лучше бы ликвидировать его. Диктатор, помешанный на идее величия Эльдорадо, неуправляемый, нам не нужен. Справимся и с одним Арриньо. Думали, думали – и не успели. Шерман пропал. А через месяц я узнала, что его убил Вальдес. Практически собственными руками. Не-ет, он не потащил его в контрразведку. Работал в подвале собственного дома, с доверенными людьми. Шерман на пытках заговорил. И рассказал то, что Вальдесу нужно было в первую очередь для личного пользования. Вальдес небось и не рассчитывал на такой подарок. Шерман был в группе Грея. Вот тогда Вальдес и узнал все. И про секту, и про Чужих… Я попыталась завалить его – еле ноги унесла. Тогда я настроила Арриньо. Он очень умен и очень дальновиден. Строго говоря, его и настраивать не требовалось, он сам понимал, какую угрозу несет в себе Вальдес. Нам не удалось помешать ему прийти к власти. Но править Вальдесу тоже не удалось. – Она снова помолчала. – Конечно, Шерман знал, что в любой момент может погибнуть. Это разведка. Но тот, кто убивает разведчика, должен быть готов к мести. Мы всегда платим за своих – государству или частнику, неважно. Мстим. Я жалею только, что умер Вальдес легко. Хотелось бы, чтоб мучился неделю, как Шерман. Но тут уж пришлось выбирать, чего я хочу больше…

Она уставилась мне в лицо, ожидая ответа. А я смерила ее взглядом и вернулась к изучению своих ног.

– Ты еще спроси, за что я его мать убила, – почти с презрением сказала Радха, которую, по всей видимости, задело мое молчание. – Главная гадина. Это ж она расколола Орден Евы.

– Раскол начался лет пятьдесят назад. Сама посчитаешь, сколько ей тогда было?

– Не, это чепуха. Мелкие раскольчики были всегда, с самого начала. А она вцепилась в самый перспективный и раздула его до войны. Фатима ее проглядела. Немудрено, мамашка до последнего таилась. Она и от официального вступления отказалась. Так, сочувствующая. А знала много. Там и связи ее мужа пригодились, и личные контакты. И сына она намеренно воспитала таким. Да, собственно, для личного приговора достаточно и того, что по ее заказу убили Хатак Тулан.

– Такие длинные руки?

– А чего ты удивляешься? Помнишь такого – Альфреда Куруги? Ну еще бы ты не помнила, ты ж его и свалила. Все его поставки в Эльдорадо шли через мамашку. Не, я понимаю, что ты имеешь в виду. Она сама при всем желании не могла бы заказать Хатак Тулан напрямую. Через нескольких посредников. Просто Хатак Тулан до чего-то докопалась. Сама понимаешь, богема. Самая ненадежная и самая осведомленная среда. А застрелила ее Вики Дуглас. Вот тоже… скотина. Я долго не могла ее вычислить. Все считала, она ко мне из-за мужика своего цепляется. При том, что я никакого отношения к ее мужику не имела, я фактически к шапочному разбору подошла… Он прислал мне сообщение, мол, надо кое-что обсудить. Я без задней мысли –

он адамит, причем из правильных, – прихожу на место. Секунда в секунду. Он лежит на газоне, весь переломанный. Сиганул с крыши. Здание старое, три этажа, деревья-кусты-газон, словом, насмерть не получилось. Я поглядела на толпу – полиция, врачи – и ушла подобру-поздорову. Меня увидели. А чего б не увидеть, я там была почти легально, даже в офисе работала. Потом, когда разбор пошел, выяснилось, что он писал мне и кому-то сболтнул, мол, много обо мне знает… У полиции ко мне претензий не было, а вот у Вики – еще какие. При том, что мужик с крыши сиганул сам. Ну, он так утверждал. Вдруг осознал бессмысленность существования, поднялся на крышу и прыгнул вниз. Калека на всю жизнь. В результате мне пришлось уехать из Мюнхена, переквалифицироваться в сестры Мигеля Баша… Так бы, может, и не стала уезжать, но я ж у Леони работала, она и посоветовала. И через месяц – бац, Вики Дуглас тоже приезжает в Шотландию.

– Замечательно. Знаешь, почему я тебе не верю? Потому что ты, получается, сумела обмануть Скотти. Помнишь – доминиканец, брат Скотт?

– Скотти знал все, – возразила Радха. – То есть абсолютно все. И тебя он тогда привел, чтобы на практике проверить надежность моего образа, насколько он естественный. Ты заподозрила неладное. Я тебе больше скажу – и твой босс все знал. А потом Скотти поехал на Тварь, где и исчез. Я тоже, как многие, решила, что его грохнули. И стала действовать по собственному плану.

– Думаешь, он жив?

– Жив, конечно. Только даже черт не знает, где он. Его ж Рудольф Хайнц нашел. Сумел удержать на сутки. За сутки Скотти обратил в католичество десяток адамитов, которые его стерегли, и сбежал. Хайнц чуть не плакал. Это ж не человек, а какое-то оружие массового поражения.

– Странно, что тебя не обратил.

– Ну, как сказать… – туманно ответила Радха. – По крайней мере, если я когда-нибудь снова поверю в Бога, то… У меня вообще была мысль: а не уйти ли в монастырь? Но, понимаешь, если раньше я цинично думала: наплевать, что у меня внутри на самом деле, изображу что надо, то теперь как-то даже совестно притворяться верующей. Я даже загадала: если получится отомстить за Шермана – значит, Бог есть. Глупо, да? Но для меня эта месть была единственным оставшимся делом жизни. Вальдес и его мамашка. Я могла бы ограничиться им одним, только извини – он никак не мог убить Шермана без ведома мамашки. Она ж жила в том же доме. И одобряла все, что творил Вальдес. Думаешь, Вальдес смог бы пытать Шермана неделю, в подвале собственного дома, если бы мать ему не разрешила? Я целую интригу провернула, чтобы подойти к ней. Я знала, что она попытается избавиться от невестки, и чуть ли не сама предложила ей свои услуги. Фактически сама. И весь план убийства разработала я. Мамашка сказала, что методами убеждения она владеет и Мария поедет с ней, никуда не денется. А с утра она кое-чего добавит ей в кофе, Марии будет дурно, машина остановится на парковке, Мария выйдет продышаться… Как удобно, да? Убийство свалили бы на тебя. Потому что Вальдес не скрывался, когда накануне поехал с тобой болтать. Но никто не знает, о чем он с тобой говорил. Ты избавилась от соперницы, ха-ха. А я на той парковке закладку оставила. Цепочкой вдоль парапета. Чтобы, как только Мария подойдет, случился небольшой бум, как будто очередь дали, да случайно промахнулись. Вальдес из машины выскочит, чтобы жену увести, – и мамашка его отпустит, она ж будет уверена, что ему ничего не грозит. Они ж не смогут уехать без Марии, дети не поймут, почему ее бросили в опасности. И Вальдеса я поэтому ранила – чтобы мамашка к нему побежала. – Она помолчала. – Не знаю только, где она яд взяла. Но судя по тому, что как-то очень уж вовремя нарисовался Даймон со своими парнями, и по тому, что уже здесь, при мне, Даймон колол Марии какую-то дрянь, после которой она перестала блевать, он тоже ручку приложил. Врача к ней так и не пригласили. Он знал, чем ее травили. И знал весь план.

Я промолчала, что Павлова вызвала сама, причем еще при выезде из поместья. Встала, отнесла поднос на стол, снова забралась в койку и укрыла ноги одеялом.

– Вальдеса не было дома в ту неделю, когда погиб Хосе, – обронила я, старательно артикулируя, чтобы до Радхи дошло каждое слово. – Мамаша отдала приказ от его имени. А он гостевал в чужом доме. И в таком, что Арриньо без лишних вопросов сразу поверил. Все выяснилось двое суток назад. Вальдес за тем и приезжал в поместье, чтобы сказать мне об этом. Ты убила невиновного.

Она застыла, глядя на меня широко открытыми блестящими глазами.

– Правда? – почти беззвучно переспросила она.

– Правда, – ответила я, легла и повернулась лицом к стенке, чтобы свет не бил в глаза.

– Проклятье… – Она помолчала. – Тогда я перед Марией в неоплатном долгу. Черт, я хотела бежать одна. Ну, с тобой, но тебе-то помощь нужна минимальная. Придется брать всех. И эту странную тетку, не оставлять же ее одну. К тому же она поможет тащить Марию, если та грохнется без чувств.

Я не ответила.

Радха шумно возилась, укладываясь спать. Затихла.

Прошло, наверное, с полчаса. Не спалось, мешали дурацкие мысли вроде той, что сын, наверное, не запомнит меня. И как хорошо, что нет Августа, а то бы я опять придумала, как зайти к нему… Что мне эти замки на двери камеры? Я их не то что шпилькой – аккуратной составной шпилькой, зашитой в застежку моего лифчика, – я их пластмассовой вилкой открою. Вот на этаже запоры уже посерьезней, но я сверну шею кому-нибудь из охраны и воспользуюсь тем, что найду на трупе. Определенно, хорошо, что Августа нет. А то опять получилась бы какая-нибудь глупость.